Конан идет по следу
Шрифт:
Мадезус, возмущенный безобразием, поспешил к своим спутникам, желая пресечь их вполне возможные развратные поползновения в отношении блудницы. При этом он совсем не смотрел по сторонам и в результате налетел прямо на какого-то плотного коротышку.
Смрадное дыхание этого типа заставило Мадезуса поперхнуться. Оно, пожалуй, остановило бы и разогнавшегося быка. Жрец слегка отвернулся, тщетно пытаясь избежать зловония, которое, точно липкая туча, окружало рябую небритую рожу и сальные спутанные волосы паскудника.
– Извини, пожалуйста, – вежливо сказал он пузатому вонючке.
– Ха!.. Пд нги смтрть нада!.. Тррпишься, смтрю!.. Невнятная речь пьяного идиота была такова, что жрец с трудом ее разбирал. Завершилась же она гулкой отрыжкой и новым залпом зловония, выдохнутого митраиту в лицо. Легче было понять, что именно этот малый сегодня ел и пил, а не что он пытался произнести. Решив не вызывать упившееся ничтожество на дальнейшую ссору, Мадезус чуть отступил назад и слегка поклонился. Неряха шагнул мимо, копаясь в ухе грязным пальцем и беспрерывно рыгая.
К тому времени Конан и Кейлаш уже присмотрели себе каждый по соблазнительной девке. Киммериец могучей рукой обнимал изящную талию бледнокожей красотки, а та пальцами с длинными накрашенными ногтями расчесывала его спутанную вороную гриву. Кейлаш обменивался игривыми шуточками с темноглазой прелестницей, облаченной в какие-то узенькие полоски, едва прикрывавшие некоторые участки ее тела.
Заметив Мадезуса, воители замахали ему руками, приглашая присоединиться, и окликнули его, но всеобщий гомон заглушил их голоса.
Мадезус запустил руку в кошель и вытащил две увесистые монеты – два золотых немедийских дракона. Каждая стоила пять золотых аквилонских ноблей. Он сжал монеты в ладони и подошел, моля Митру, чтобы задуманное осуществилось.
– Государыни мои… – обратился он к девушкам и даже вымучил улыбку, ибо к ним весьма мало подходило подобное обращение. – Я попросил бы вас обеих ненадолго подойти ко мне сюда.
Девицы озадаченно оглянулись на своих кавалеров. Конан и Кейлаш пожали плечами и кивнули, отпуская подружек. Мадезус повернул руки так, чтобы его спутники не могли их видеть, и зашептал:
– Хочу вас предупредить: мои друзья нынче на мели. Они проиграли все свои деньги в кости, пока мы добирались сюда. Ну а мне кажется несправедливым, чтобы такие красавицы, как вы, тратили целый вечер ради нескольких мелких серебряных монет. К тому же эти двое достойнейших молодых людей скоро так напьются, что им станет не до ваших чар… Мне последнее время везло несколько больше, чем им, и я попросил бы вас разделить мою удачу со мной… – И он вложил каждой в руку по золотому дракону. – Пожалуйста, возьмите это, разделите с остальными девушками – и уходите отсюда. Вам и вашим подругам незачем проводить нынешний вечер со здешними негодяями. Ну что, договорились?
Сперва они онемело таращились на богатство, которое при иных обстоятельствах им удалось бы заработать, может, за месяц ежевечерних трудов. Потом две прелестные головки согласно кивнули, хотя видно было, что девушки по-прежнему ничего не понимали. Одна из них откинула волосы и прижалась к Мадезусу, заигрывая:
– А сам ты не хотел бы с нами повеселиться? Попозже, а?
Звук соблазнительного голоса, зрелище тугой, высокой груди, готовой разорвать стесняющую ее ткань, даже и мертвеца подняло бы из могилы. Смущенный Мадезус вежливо отстранился. Подобное бесстыдство приводило его в ужас, но где-то в уголке души таилось и сожаление: эх, не был бы я жрецом Митры, я бы…
– О нет, милые красавицы, – ответил он, потрясенный нечестивыми мыслями, пусть на краткий миг, но все-таки его посетившими. – Путь наш был долог, и я ни на что, кроме как на сон, уже не гожусь…
Девушки посмотрели одна на другую, целомудренно улыбнулись, проскользнули сквозь толпу и направились к двери.
Мадезус покачал головой, мысленно моля Митру о прощении за дерзновенные мысли. Эти воители его, похоже, совершенно растлили. Только подумать: он, жрец Митры, приучился лгать и раздавать золото шлюхам, хотя бы и во имя добра!.. Вот так и поймешь, почему столь многие из числа священства укрываются в тиши храмов, избегая непотребств грешного мира…
Конан и Кейлаш наблюдали за жрецом сперва не веря своим глазам, потом со все возрастающим изумлением: распутницы одна за другой исчезли из комнаты, точно песок, иссякший в песочных часах. Мадезус подошел к стойке, и в уголках его губ играла улыбка.
– Ну что?.. – спросил жрец. Глаза его поблескивали. Конан разочарованно покрутил головой и спросил:
– Крон!.. Чего хоть ты им наплел?
– Да! – эхом отозвался Кейлаш. – Куда они вдруг все подевались?
– Я сказал им, что вам нечем заплатить за их внимание, – отвечал мигрант. – Друзья мои, у нас и впредь не будет времени на подобные развлечения. Вот разделаемся со жрицей, тогда можете сколько угодно следовать любезному вам пороку. А пока – умоляю, не теряйте последних крупиц рассудка! Ведь вы, полагаю, еще не собрались расспросить, что там делается на дорогах…
Конан досадливо нахмурился, а Кейлаш виновато уставился в пол. Потом оба неожиданно захохотали. Мадезус смотрел на них как на умалишенных. Это развеселило воинов еще больше: они попросту покатывались, глядя на недоумевающего жреца.
Несмотря на все веселье, вызванное реакцией Мадезуса, Конан был отчасти разочарован. Про себя он был уверен, что Даринэйс, приглянувшаяся ему золотоволосая бритунийка, охотно провела бы с ним ночь и за жалкую медяшку. Мадезус и Кейлаш даже не подозревали, как много невостребованных жизненных сил переполняло его. Ночь любви с Даринэйс только улучшила бы его настроение. И что этому Мадезусу понадобилось в пивной?..
Кейлаш опустошил кружку и с треском опустил ее на стойку. Он оглянулся в поисках трактирщика, но того что-то нигде не было видно.
– Мальгореш!.. – мощный голос горца на мгновение перекрыл шум. – Еще пива!..
За стойкой виднелся черный ход. В отличие от завешенного парусиной главного входа, его перекрывала толстая, обитая железными полосами деревянная дверь. Грубо, но несокрушимо выкованные петли соединялись с вертикальным столбом, вмурованным в стену. Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появился Мальгореш. Он был красен и дышал так, словно только что удирал от кровожадных пиктов, вышедших на тропу войны. Толстопузый ту ранец тащил на могучих плечах сразу два бочонка пива, придерживая их руками.