Конан из Киммерии
Шрифт:
— Пытать, конечно, ты горазд, а вот терпеть… — продолжал спокойно Конан. — Я висел точно так же, но выжил — хвала счастливому случаю и варварскому здоровью. Где вам, цивилизованным людям, равняться с нами. Вы умеете только мучить, но не переносить муки. Да, слабо вы за жизнь боретесь! Солнце не успеет зайти, как ты умрешь. Я оставляю тебя, Сокол Пустыни, в обществе других здешних птичек. — Он показал на стервятников, кружащихся в небе над головой распятого.
Констанций закричал от ужаса.
Конан тряхнул поводьями, и жеребец послушно направился к реке, горевшей серебром в лучах утренней зари. Следом за своим вождем тронулись белые всадники. На Констанция они взирали вполне равнодушно. Копыта коней отбивали в пыли ритм похоронного марша распятому, а крылья голодных стервятников рассекали воздух все ниже и ниже…
Призраки Замбулы
(рассказ, перевод Е. Кравцовой)
Честолюбивые планы Конана потерпели крах. Горячие зуагиры готовы были отдать жизнь в борьбе за свободу, их легко можно было поднять на грабительскую вылазку, но создать из них армию завоевателей, спаянную жестокой дисциплиной, оказалось не под силу даже варвару-киммерийцу. К тому же между зуагирами и мунганами, присоединившимися к номадам после того, как их выжил-таки из родных степей Ездигерд, начались свары и стычки. В конце концов Конан почел за лучшее расстаться и с теми и с другими и в одиночку отправился в Замбулу, город на пограничье Турана…
1
Барабан начинает бить
— В доме Арама Бакша скрывается опасность!
Каркающий голос предупреждающего сорвался от волнения, а тощие с черными когтями пальцы вцепились в мускулистую руку Конана. Это был жилистый, почерневший от солнца человек с растрепанной темной бородой. Лоскутное одеяние выдавало в нем кочевника. Он выглядел меньше и слабее, чем на самом деле, рядом с широкогрудым чернобровым гигантом киммерийцем, с его мощными руками и мускулистыми ногами. Они стояли на углу Базара Оружейников, и с обеих сторон их обтекал многоязычный разноцветный уличный поток — такой экзотичный, разноплеменный, яркий и шумный здесь, в Замбуле.
Конан с трудом оторвал взгляд от прошествовавшей мимо девицы с дерзкими глазами и ярко-красными губами, чья вызывающая походка и короткая юбка с разрезом при каждом шаге позволяли видеть коричневое соблазнительное бедро, и недовольно посмотрел вниз, на своего назойливого компаньона.
— Что ты имеешь в виду, говоря об опасности? — спросил он.
Кочевник украдкой посмотрел через плечо, прежде чем ответить, и понизил голос.
— Никто не знает этого толком. Известно лишь, что людей пустыни и приезжих, которые останавливались на ночлег в доме Арама Бакша, больше никогда не видели после и ничего о них не слышали. Что с ними сталось? Сам он клялся, что они, встав от сна, продолжали свой путь. Действительно, из его дома никогда не исчезал ни один из постоянных жителей города. Однако путешественников никто не видел снова, и люди говорят, что их вещи и снаряжение позже встречались на базарах. Как бы они попадали туда, если бы это не было делом рук Арама, который прежде должен был избавиться от их владельцев?
— У меня нет вещей, — проворчал киммериец, дотрагиваясь до обтянутой шагренью рукояти палаша, висевшего у его бедра, — Я продал даже коня.
— Но из дома Арама Бакша по ночам исчезают не только богатые странники! — продребезжал зуагир. — Более того, бедные люди пустыни ночевали там — потому что он берет меньшую плату, чем в других тавернах, — и после этого они пропадали навсегда. Однажды вождь зуагиров, сын которого исчез таким образом, пожаловался сатрапу Джангир-хану, и тот приказал воинам обыскать дом.
— И они нашли подвал, полный трупов? — спросил Конан с добродушной насмешкой.
— Нет! Они не нашли ничего! И выпроводили вождя из города с угрозами и руганью! Но, — он придвинулся к Конану ближе и поежился, — кое-что все же они нашли! На краю пустыни за домом есть пальмовая роща, и в ней яма. И вот в этой яме были обнаружены человеческие кости, обугленные и почерневшие! И видно, что их жгли здесь не один, а много раз!
— И что это доказывает? — промычал киммериец.
— Арам Бакш — демон! Посуди сам, в этом проклятом городе, построенном стигийцами и управляемом гирканцами, где белые, желтые и черные народы перемещались так, что образовались богомерзкие смеси всех оттенков и племен, — кто может отличить здесь человека от скрытого демона в человеческом облике? Арам Бакш и есть такой демон — с личиной человека! Ночами он принимает истинное обличье и уносит своих гостей в пустыню, где устраиваются тайные сборища подобных ему демонов.
— Почему он всегда уносит чужестранцев? — спросил Конан скептически.
— Горожане не допустили бы, чтобы он убивал местных, но им дела нет до приезжих, которые попадают в его лапы. Ты с Запада, Конан, и не знаешь тайн этой древней земли. Но с того времени, как это началось, демоны пустыни стали устраивать ритуальные действа в честь Йога, Владыки Великой Пустоты. Все это связано с культом огня — огня, который пожирает человеческие жертвы. Прислушайся к моим словам. Ты много лун жил в шатрах зуагиров, ты наш брат, поэтому я предупреждаю тебя. Не ходи в дом Арама Бакша!
— Прячься скорее! — внезапно прервал его Конан. — Вон идет отряд городской стражи. Если они увидят тебя, то могут вспомнить коня, который был украден из конюшен сатрапа.
Зуагир поперхнулся и заметался в поисках укрытия. Он нырнул между палаткой и каменным желобом, где поили лошадей, задержавшись лишь настолько, чтобы продребезжать:
— Будь осторожен, брат! В доме Арама Бакша водятся демоны! — После этого он устремился вниз по узкому проходу между домами и исчез из вида.
Конан поудобнее приладил свой широкий пояс, на котором висел меч, и спокойно встретил пронизывающие взгляды, которыми обшаривали его стражники, проходившие мимо. Они рассматривали его с любопытством и подозрением, так как он выделялся даже в такой пестрой толчее, которая запруживала извилистые улочки Замбулы. Его голубые глаза и необычная для этих мест внешность сразу бросались в глаза в восточной толпе, а прямой меч у бедра был добавочным признаком расового отличия.
Однако стражники не обратились к нему, а, сохраняя построение, прошли, мерно печатая шаг, вниз по улице среди толпы, расступающейся перед ними. Это были наемники пелишты, все, как на подбор, приземистые, крючконосые, с иссиня-черными бородами, прикрывающими грудь, защищенную броней. Их нанимали для работы, которую правящая прослойка туранцев считала ниже своего достоинства. По этой же причине они вызывали ненависть монгрельского населения.
Конан взглянул на солнце, которое начало садиться за дома с плоскими крышами, расположенные на западной стороне базара, и, подтянув снова свой пояс, двинулся по направлению к таверне Арама Бакша.
Цепким шагом жителя предгорий он продвигался по ежеминутно меняющемуся цветистому потоку из улицы в улицу. Оборванные туники попрошаек задевали отделанные горностаем халаты надменных купцов и вышитый жемчугом атлас богатых куртизанок. Черные рабы-исполины брели, расталкивая темнобородых шемитских странников, прибывших из дальних городов, одетых в лохмотья кочевников из ближних пустынь, торговцев и искателей приключений, стекающихся сюда из самых разных стран Востока.
Местное население было не менее разношерстным. Когда-то, несколько веков тому назад, эти земли были завоеваны стигийцами, которые расширили свою империю, захватив восточные пустыни. До их прихода Замбула была всего лишь маленьким торговым поселением — одним из многих в кольце оазисов. Обитателями ее были в основном потомки кочевников. Стигийцы превратили ее в большой город, осев здесь сами и приведя с собой шемитских и кушских рабов. Многочисленные караваны, пересекавшие пустыню с востока на запад и в обратном направлении, принесли городу богатство и способствовали еще большему смешению рас. Затем страну завоевали туранцы, пришедшие с востока. Их конница отодвинула границы Стигии, и теперь вот уже на протяжении жизни целого поколения Замбула была самым западным аванпостом Турана, которым правил туранский сатрап.