Концепция лжи
Шрифт:
– Пусть сдохнут, – скривился Макрицкий. – А их детям придется все же что-то делать.
– Хорошо, сдохнут – а до того? Снесут Брюссель? Ты хоть знаешь, сколько их?
– Знаю. В Штатах – около тридцати процентов трудоспособного населения.
– В Европе, согласен, чуточку меньше – двадцать семь с половиной по последним отчетам. Но они же, к сожалению, обеспечивают прирост населения, следовательно, являются самым значимым электоральным фактором. Вопросы есть?
– Вот идиотизм! – не выдержал Леон. – Ты хоть понимаешь, что ты городишь, Валера? Мы подошли к развилке – либо сегодня мы выживаем за
– Нет, – уверенно мотнул головой Дорош. – Есть программы… о них не говорят, конечно, но мне кажется, что именно об этом сейчас и думают – как в Брюсселе, так и в Вашингтоне. Да и у нас, боюсь, тоже. Сокращение численности населения. Срок – два, максимум три поколения. Космос станет попросту ненужным. Конечно, ты назовешь это махровым тоталитаризмом, но ведь у индусов это почти получилось в тридцатые? И никто не возмущался. Мозги как следует промыли, да и все. Если бы не началось освоение новых энергетических программ и космоса, все было бы нормально.
– Нормально?! Валера, ты считаешь это нормальным? Это тупик!
– Леон, это нормально для тех, кто уже подготовлен к соответствующему развитию событий. Человек слышит только то, что ему говорят – это старая концепция, проверенная, кстати, именно у нас, как ты помнишь. Ладно, что об этом сейчас болтать, – Дорош допил бренди и встал. – Потом все видно будет. Одно могу тебе сказать твердо – подумай, бодаться с системой, работающей на четко отработанных концепциях управления, довольно глупо. Тебя свалят, будь ты хоть старый партизан. Лучше барахтаться… Так что, пойдем завтра к китаянкам?
– А? – Леон не сразу понял, о чем идет речь. – К китаянкам? А… ну пойдем, коль так тебе приспичило. Я давно хочу по Праге побродить – все как-то не складывалось, одни командировки.
– Ну, давай. На открытии я шефа сопровождаю, вечером тоже с ним, а завтра утречком я тебя найду. Жди.
Спускаясь в лифте, Макрицкий вдруг поймал себя на ощущении тяжести в животе. Было бы недурно застрять на полчасика между этажами. Но лифт, увы, работал без малейших намеков на неисправность.
«Каплер в Севилье умудрился опоздать, – подумал Леон, разглядывая в зеркале свою физиономию: потолочный плафон отдавал зеленоватым, поэтому каждая из немногочисленных пока морщинок выглядела лет на пять старше положенного. – Черт, может заскочить в бар?»
Лифт остановился, пискнул оповещающим сигналом и распахнул хромированные двери. Макрицкий сразу же погрузился в многоголосый гул, пока еще не слишком близкий – основная масса народу толпилась за углом широкого светлого коридора. Леон поправил саблю и вышел из уютной капсулы, вдруг ставшей для него своеобразным коконом личной безопасности. Взрыв в «Альгамбре» все же ощутимо ударил по психике и, как догадывался Леон, последствия этого удара будут долго еще проявляться в самом неожиданном виде. Вот как сейчас, например…
Макрицкий завернул за угол и остановился, пытаясь высмотреть в пестрой толпе «своих». Вон где-то мелькнула высокая синяя фуражка с двуглавым орлом на тулье. Рассыпаясь в извинениях, Леон заработал локтями и вскоре приблизился к делегации Славянского Союза, кучковавшейся пока в отдалении от дубовых дверей конференц-зала. Из числа присутствовавших военную форму носили всего двое – кивнувший ему Дорош и высокий седой генерал-майор, очевидно, шеф его юридической службы. Макрицкий представился по всей форме, удостоился покровительственного кивка (опускаться до рукопожатия юрист посчитал ниже своего достоинства) и отошел в сторонку, так как к ним вдруг рванули сразу три репортерские группы. Общаться с представителями СМИ ему не стоило.
Вообще, по сравнению с Севильей, прессы на симпозиуме оказалось на удивление немного. Во многом это объяснялось внешней незначительностью события и малой известностью его участников, но Макрицкий уже понимал, насколько серьезными будут обсуждаемые здесь вопросы. В какой-то момент ему стало очень неуютно: все же Коровину нужно было послать сюда не его, а кого-либо более опытного. С другой стороны, генерал всегда знал, что делать… это успокаивало, но ненамного.
Двери зала распахнулись.
– Садись рядом с нами, – шепнул оказавшийся под боком Дорош. – Шеф не терпит самостоятельности, будь ты хоть сто раз из другой конторы.
Леон кивнул.
Генерал-юрист величаво проследовал к передним рядам и пробрался ближе к середине. Глядя на него, Макрицкий слегка поежился, но отступать после предупреждения Валеры было некуда: накатает потом, свинюка, докладную, и отбрехивайся… Впрочем, давки в зале не наблюдалось – на симпозиум приехали хорошо если сто человек. По сравнению с «Альгамброй» взрывать тут было попросту некого. Эти лица крайне редко мелькали в новостных лентах, им это совершенно ни к чему.
Места в президиуме заняли всего трое. Ни одного из них Леон не знал – ни в лицо, ни по имени. Француз, итальянец и какой-то польский профессор международного права из Краковского университета. После короткой приветственной речи француз, оказавшийся, как и следовало ожидать, брюссельским чиновником средней руки, уступил место итальянцу.
– Уважаемые коллеги! – мягко заговорил крупный мужчина со смуглым, острым лицом, на котором выделялись огромные глубоко запавшие глаза, черные настолько, что казались какими дырами в иное измерение. – Сегодня, в дни нелегких для всех нас испытаний, мы собрались здесь с одной целью – обсудить пути, способные вывести европейское сообщество из кризиса, в котором оно оказалось.
Леон напрягся. Если европейский правовед начинает говорить о кризисе с такой трибуны, как эта, общая направленность симпозиума становится понятна без пояснений. Здесь собрались люди, убежденные в том, что любое движение в теплом болоте равнозначно катастрофе. И собрались они для того, чтобы уяснить, как подобную перспективу ликвидировать – с юридической точки зрения, в первую очередь. Макрицкий вздохнул и раскрыл программу мероприятий симпозиума. Названия этих мероприятий не дали ему ровным счетом ничего – речь шла о проработке каких-то законодательных документов, касающихся международных правил полетов, усовершенствовании договорной базы венерианских разработок и прочей малопонятной бодяги. Можно было, конечно, попросить консультации у Валеры Дороша, но Леон понимал, что названия не имеют ни малейшего отношения к реальной сути тех проблем, ради обсуждения которых и слетелись в Прагу все эти старые крючкотворы.