Конец лета
Шрифт:
– Мы могли бы торчать здесь, переубеждая друг друга, до захода солнца.
– Нам пора в дорогу?
– Да. Надо осилить еще, как минимум, три мили. Мы много прошли, и, к твоему сведению, вопрос не закрыт.
Я улыбнулась, а он неожиданно обнял меня за шею, притянул к себе и поцеловал прямо в губы.
Нельзя сказать, что я была застигнута врасплох, но все равно впала в панику. Не решаясь вырваться из рук Синклера, я ждала, когда он отпустит меня. Наконец он оторвал свои губы. Вскочив, я какое-то время стояла как вкопанная, затем начала медленно запихивать в рюкзак бумагу, в которую были завернуты сандвичи
– Синклер, мы должны идти, – напомнила я. – Нам действительно пора.
Кузен задумчиво поглядел на меня, улыбнулся и бросил:
– Да. – Он встал, взял у меня рюкзак и зашагал к черневшему вдали перевалу.
Дома мы оказались поздно вечером. Последние несколько миль я уже брела как автомат, из последних сил переставляя ноги, не смея передохнуть, ведь если бы, я встала, то уже не сдвинулась бы с места. Когда мы осилили последний отрезок пути и я сквозь деревья увидела мост и «лендровер» Гибсона, поджидающий у обочины, то едва поверила своему счастью. Все тело у меня ныло, на негнущихся ногах я преодолела последние несколько ярдов, открыла дверцу и рухнула в машину. Когда я попыталась закурить, то обнаружила, что даже руки меня не слушаются.
Пока мы возвращались, спустились густые синие сумерки. На востоке, низко над землей, повис тонкий серп месяца. Я мельком увидела, как фары машины выхватили из темноты кролика, метнувшегося в укрытие. Глаза бродячей собаки сверкнули в луче света, как два огонька. Мужчины на переднем сиденье о чем-то оживленно переговаривались, а я лежала как тряпичная кукла и молчала от усталости, причем не только физической.
Ночью меня разбудил телефон. Пронзительный звонок безжалостно прервал приятный сон, и я ощутила себя рыбой, которую поймали на крючок. Я не представляла, сколько проспала, но, повернув голову, увидела, что луна стоит высоко над озером, а ее отражение дробится в черной воде, испещренной серебристыми бликами.
Звонки не смолкали. Полусонная, я выбралась из кровати и побрела на затемненную лестничную площадку. Телефон находился в библиотеке, но в коридоре, ведущем к детским комнатам, стоял параллельный аппарат, к которому я и направилась.
К тому моменту звонки давно прекратились, но спросонья я не сообразила, что к чему. В трубке звучал приятный женский голос:
– ...конечно, уверена. Утром я была у доктора, и он сказал, что нет никаких сомнений. Послушай, мне кажется, нам надо поговорить... Я все равно хотела увидеть тебя, но не могу вырваться...
С трудом ворочая мозгами, я решила, что кто-то ошибся номером или напортачила телефонистка на станции в Кепл-Бридж. К нам этот звонок явно не имел никакого отношения. Я уже собралась сказать об этом в трубку, но тут раздался мужской голос, и с меня мигом слетели остатки сна.
– Это настолько серьезно, Тереза? Подождать не может?
Синклер! Я узнала его голос.
– Конечно, серьезно... времени совсем нет... – Незнакомка была близка к истерике. – Синклер, у меня будет ребенок...
Я осторожно положила трубку на рычаг. Что-то щелкнуло, и голоса стихли. Я стояла в темноте, дрожа от нервного напряжения, потом повернулась и, замерев, прислушалась. Внизу зиял черный коридор, но из-за закрытой двери библиотеки доносился приглушенный голос Синклера.
Мои ноги заледенели. Ежась от холода, я вернулась в комнату, бесшумно прикрыла дверь и юркнула в постель. Вскоре раздался еще один телефонный звонок, свидетельствующий о конце разговора, затем я услышала тихие шаги Синклера на лестнице. Он прошел в свою комнату, какое-то время погремел там своими вещами и снова вышел в коридор. Через минуту донеслось урчание его «лотуса».
Я почувствовала, что дрожу с головы до ног. Так сильно я тряслась только в детстве, когда просыпалась от ночных кошмаров, уверенная, что в шкафу прячется привидение.
Глава 8
Когда я утром спустилась в гостиную, бабушка уже сидела за обеденным столом. Когда я поцеловала ее, она сообщила:
– Синклер уехал в Лондон.
– Откуда ты знаешь?
– Он оставил письмо в холле. – Бабушка вынула из стопки корреспонденции один листок и протянула мне. Письмо было начертано на дорогой бумаге с филигранным знаком «Элви». Почерк Синклера оказался под стать его характеру – такой же четкий и решительный.
«Я ужасно виноват перед тобой, но мне срочно нужно съездить на юг. Буду дома в понедельник вечером или во вторник утром. Береги себя, пока меня не будет, и избегай неприятностей.
С любовью Синклер».
Когда я положила на стол эту короткую записку, бабушка заметила:
– В половине первого ночи зазвонил телефон. Ты слышала?
Чтобы не смотреть в ее проницательные глаза, я отошла и налила себе кофе.
– Да, слышала.
– Я хотела взять трубку, но звонили наверняка Синклеру, и не стала подходить.
– Да... – Я вернулась к столу с полной чашкой. – Он... он часто так поступает?
– О, случается. – Бабушка принялась разбирать счета. Мне показалось, что в душе она переживает не меньше, чем я. – У Синклера очень насыщенная жизнь, и потом, эта его работа... она отнимает у него много времени. Лучше бы сидел в конторе с девяти до пяти.
– Ну конечно. – Кофе оказался горячим и крепким, и мое оцепенение немного спало. Осмелев, я добавила: – Но может, звонила его подруга?
Бабушка вскинула голову, но только пожала плечами:
– Да, не исключено.
Я положила руки на стол и с беспечным видом продолжала:
– Я думаю, у него их полным-полно. Более красивого парня в жизни не встречала. Он часто приводит девушек домой? Ты их не видела?
– Случалось, когда я бывала в Лондоне... например, если мы вместе обедали, ходили в театр или куда-нибудь еще.
– Скажи, он ни на ком не собирается жениться?
– Откуда мне знать? – Ее голос прозвучал холодно, почти отрешенно. – В Лондоне он ведет совершенно другую жизнь... Не то что здесь. «Элви» для Синклера вроде дома отдыха... он просто бездельничает. Мне кажется, он с удовольствием отдыхает от всех этих вечеринок и приемов.