Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки
Шрифт:
Один из исследователей, находившихся в комнате отдыха, заметив, что у него с Минским одинаковые кусачки, вынул свой инструмент из футляра и в мгновение ока поставил насадку на место.
— Защищайтесь! — воскликнул он.
Минский, улыбаясь, достал свое оружие. Он и тот, кто бросил ему вызов, несколько раз сделали выпады в сторону друг друга со своими кусачками, напоминая панков, практикующихся с выкидными ножами. Минский комментировал и разносторонность, и — важный для него момент — ограниченность кусачек: его собственные несколько раз зажали его во время маневров.
— А сами собой они могут разобраться? — спросил
Минский и его коллега обменялись улыбкой понимающих друг друга людей при этой отсылке к фундаментальной проблеме роботехники.
Позднее, возвращаясь в кабинет Минского, мы встретили молодую кореянку на большом сроке беременности. Она писала диссертацию и должна была на следующей день сдавать устный экзамен.
— Нервничаете? — спросил Минский.
— Немного, — ответила она.
— Не следует, — сказал он и нежно приложился лбом к ее лбу, словно пытался передать ей часть своей силы.
Наблюдая за этой сценой, я понял, что существует несколько Минских.
Так оно и должно быть. Разнообразие является центральным во взгляде Минского на разум. В книге «Общество разума» (The Society of Mind, 1985)он утверждает, что мозг содержит много разных, высокоспециализированных структур, которые возникли, чтобы решать различные проблемы [130] .
— У нас есть много видов обучающих машин, — объяснял он мне, — каждая из которых возникла для исправления технических недостатков или для адаптации других машин к проблемам мышления.
130
Книга полна острых замечаний, которые показывают двойственность Минского в вопросе последствий научного прогресса. См., например, эссе на c. 68 под названием «Самопознание опасно», в котором Минский объявляет: «Если бы мы могли преднамеренно взять под контроль наши системы удовольствия, мы могли бы воспроизводить удовольствие успеха без необходимости в самом деле достигать чего-то. И это было бы концом всего». Гюнтер Стент предсказывал, что этот тип нервной стимуляции будет свирепствовать в «новой Полинезии».
Поэтому маловероятно, что мозг может быть сведен к определенному набору принципов или аксиом, «потому что мы имеем дело с реальным миром вместо математического, который определяется аксиомами».
Если искусственный интеллект не оправдал ранние прогнозы, сказал Минский, то это произошло потому, что современные исследователи уступили «зависти физики» — желанию свести сложности мозга к простым формулам. Такие исследователи, к неудовольствию Минского, не смогли внять его посланию о том, что разум имеет множество разных методов, помогающих справляться даже с единичной, относительно простой проблемой. Например, кто-то, у кого сломался телевизор, вначале, вероятно, рассмотрит проблему как чисто физическую. Он проверит, та ли программа включена или вставлена ли вилка в розетку. Если это не сработает, человек может попытаться отдать телевизор в ремонт, таким образом превратив проблему из физической в социальную — как найти кого-то, кто может починить телевизор быстро и дешево.
— Вот урок, который я не могу внушить этим людям, — сказал Минский о своих коллегах, занимающихся искусственным интеллектом. — Мне кажется, что проблема,
Единственный теоретик, который, кроме него, на самом деле уловил сложность разума, мертв, сказал Минский.
— У Фрейда на сегодняшний день лучшие после меня теории того, что требуется для создания разума.
По мере продолжения интервью упор Минского на разнообразие принял метафизический и даже моральный оттенок. Он считал, что в проблемах его области — и науки в целом — виновато то, что он назвал «принципом инвестиций». Он определил его как склонность людей продолжать делать что-то, что они научились делать хорошо, а не переходить к новым проблемам. Повторение или, скорее, всецелая приверженность чему-то одному, казалось, наводит на Минского ужас.
— Если есть что-то, что вам очень нравится, — утверждал он, — то вам следует смотреть на это не как на то, что делает вам хорошо, а на тип рака мозга, поскольку это означает, что некая малая часть вашего разума решила, как отключить все остальное.
Причина, по которой Минский освоил столько наук за время своей карьеры — он разбирается в математике, философии, физике, неврологии, роботехнике и информатике, а также написал несколько научно-фантастических книг, — заключается в том, что он научился наслаждаться «чувством неловкости», порождаемым тем, что приходится учить нечто новое.
— Это так стимулирует, когда ты не можешь что-то сделать. Это редкий опыт, который надо ценить. Он не продлится долго.
В детстве Минский был необыкновенно музыкальным ребенком, но в конце концов решил, что музыка — это скучно.
— Я думаю, что люди любят музыку потому, что она подавляетмысль — неправильный тип мысли, — а не порождает мысль. — Минский до сих пор время от времени пишет «в стиле Баха» — у него в кабинете стоит электронное пианино, — но он пытается подавлять в себе эти порывы. — На определенном этапе я должен был убить в себе музыканта, — сказал он. — Время от времени он проявляется вновь, но я расправляюсь с ним.
Минский не терпит тех, кто утверждает, что разум является слишком тонкой штукой, чтобы понять его.
— Посмотрите, до Пастера люди говорили: «Жизнь отлична. Ее нельзя объяснить механически». Это то же самое.
Но окончательная теория разума, подчеркнул Минский, будет гораздо более сложной, чем окончательная теория физики, которая, как он считает, тоже достижима. Вся физика частиц может быть сведена до страницы уравнений, сказал Минский, но чтобы описать все компоненты разума, потребуется гораздо больше места. В конце концов, посмотрите, сколько потребуется, чтобы точно описать автомобиль или даже просто свечу зажигания.
— Потребуется книга достаточно большого объема, чтобы объяснить, как следует сплавить ее с керамикой, чтобы она не давала перебоев в работе.
Минский сказал, что истинность модели разума может быть продемонстрирована несколькими путями. Во-первых, машина должна быть в состоянии повторить человеческое развитие.
— Машина должна быть способна начать как ребенок и расти, смотря фильмы и играя в игрушки.
Более того, по мере совершенствования технологий ученые смогут определить, подтверждает ли модель нервные процессы, идущие в живых людях.