Конец Осиного гнезда(изд.1960)-без илл.
Шрифт:
— С успехом можно поздравить?
– сказал я вместо приветствия.
Похитун повернулся ко мне, наступил на штанину и упал на пол. Штанина треснула. Похитун с остервенением плюнул и разразился площадной бранью. Я молча наблюдал за ним, сдерживая смех. Он сидел на полу, разглядывал брюки, отыскивая разорванное место. Потом выругался еще раз и наконец натянул их на себя.
— Что вы сказали?
– спросил он, уставившись на меня тусклыми глазками.
Он явно не хотел вымещать на мне свое раздражение. Он отлично знал, что вчера, после их отъезда на охоту, мне должны были выдать водку.
—
— А ну их!… - бросил Похитун, засовывая ногу в сапог.
— Кого их?
— Успехи, успехи эти самые! Я промок до костей. Это не охота, а сумасбродство. Так можно за милую душу схватить воспаление легких.
— Зато удача!
— Ничего удивительного. Кольчугин - человек местный и лес знает.
— И охотник отличный, - вставил я.
— А человек препротивный!
– сказал Похитун.
— Гауптман придерживается иного мнения. Я с ним только что беседовал.
— "Гауптман, гауптман!" - с нескрываемой досадой передразнил меня Похитун.
– Что - гауптман? Ему нужна дичь, а там хоть камни вались с неба… А я измучился, как собака, и ни разу не выстрелил.
— При чем же здесь Кольчугин?
– удивился я.
— При том… - неохотно буркнул Похитун. Он уже надел сапоги и теперь влезал в мундир.
— То есть?
— При том, что он грубиян и подлиза, этот ваш Кольчугин.
— Почему - мой?
– рассмеялся я.
— Потому что вы его подсунули гауптману. Сам гауптман говорит.
— Так и говорит, что подсунул?
— Ну не так, а вроде того… Покурить есть?
Я угостил его сигаретой и сел за стол. Сегодня я был особенно заинтересован в беседе. Мне хотелось вызвать Похитуна на откровенность и выудить у него подробности о Куркове и о моей таинственной "семье".
— Вы напрасно обижаетесь на старика, - сказал я.
– Не так уж он плох, как вы думаете.
Похитун молчал, рассматривая свои черные ногти.
— Он был о вас очень хорошего мнения, - фантазировал я, - до той поры, пока вы не начали задирать его, не стали подсмеиваться над ним. К людям надо относиться терпимее. У каждого из нас есть свои недостатки, есть они и у Кольчугина. Он ведь тоже выпить не дурак, но побаивается - у него другое положение…
Похитун хмыкнул и спросил:
— Он, значит, тоже?
— А вы думали? И добрый по натуре, хлебосол.
Похитун недоверчиво покрутил головой и промолвил:
— Этого я не звал.
Мне не хотелось продолжать этот разговор, чтобы не навлечь подозрений, и я сказал:
— Скоро окончится наша дружба…
— Да, жаль!
– заметил Похитун.
– И водочка окончится.
В коридоре послышались шаги. Мы умолкли.
В комнату вошел Раух и сказал Похитуну по-немецки:
— Гауптман приказал вам подготовиться к поездке в авиадесантный полк. После обеда за вами придет машина. Подготовьте интересующие командование полка сведения и захватите карту.
— А где карта?
– поморщившись, спросил Похитун.
— У гауптмана, - ответил Раух.
Похитун кивнул. Раух вышел.
— Вот, видали?
– обратился ко мне с усмешкой Похитун.
— Что такое?
— Ехать надо.
— Куда?
— К чертям на кулички, к десантникам. Это добрых
— А когда?
— После обеда… - Он выдержал паузу.
– Черт знает что! Это не мое дело. Я шифровальщик. Я должен сидеть на месте. Всегда ездил помощник гауптмана, покойный Бунк, а теперь меня впрягли.
— Печально, - заметил я.
– Чего доброго, мы больше не увидимся. Знаете что?
— А?
— Давайте разопьем бутылочку. Комендант предупредил меня, что это последняя. Уж он-то, видимо, знает, что говорит.
— Давайте, давайте! Все возможно.
Я принес из своей комнаты бутылку водки. Похитун выложил на стол головку чеснока, твердые как камень галеты и пожелтевший кусочек сала.
Мы выпили за нашу "дружбу". Я пригубил, а Похитун хватил половину граненого стакана. Он закусил чесноком и салом, а я - галетой, напоминающей по вкусу фанеру. Потом пил один Похитун. Пил за скорое расставание, за одаренного ученика, каковым считал меня, за благополучный исход моей переброски, за мои будущие заработки.
Убедившись в том, что Похитун уже "под градусом", я пустил пробный шар:
— Гауптман объявил, что на той стороне меня будет встречать Курков.
— Правильно, - подтвердил Похитун.
– Я знал об этом раньше гауптмана.
— Я, между прочим, думал, что Курков в Москве…
— Чего ему там делать, - сказал Похитун.
– В Москве он показался один раз всего и то ради того, чтобы узнать о самочувствии ваших родных.
По спине у меня поползли мурашки. Я потерял всякое желание продолжать разговор и даже ощутил сухость во рту. Значит, меня разыгрывают и дурачат. Никаких родственников в Москве у меня нет, и отыскивать их там Курков не мог. Значит, меня провоцируют. И будут провоцировать до конца.
Я выждал, пока Похитун прикончил всю бутылку, и посоветовал ему отдохнуть.
Но Похитун напился не до такой степени, чтобы забыть о своих обязанностях.
— Отдыхать некогда, - сказал он и посмотрел на часы.
– Надо подготовить кое-что, взять карту у гауптмана и обедать.
Я посмотрел на часы, попрощался и отправился к себе.
Я ничего не понимал. Почему Гюберт медлит? На это могли быть два ответа. Либо Курков вообще не был в Москве, и Гюберт хотел только показать мне, что моя версия проверяется по его приказанию. Либо Курков побывал в Москве, и тогда… Но тогда он должен был сообщить Гюберту, что никаких Хомяковых по указанному адресу нет и никогда не было. Тогда - катастрофа, провал. Но зачем эта странная игра в кошки-мышки? Ведь я в любой день могу уйти в город и не вернуться.
Нет, тут что-то не то. Правда, возможен еще и третий вариант: Курков побоялся пробраться в Москву и послал Гюберту ложное сообщение. Такое тоже бывало.
Во всяком случае, надо срочно послать Фирсанову телеграмму с просьбой немедленно создать в Москве фиктивную семью Хомяковых. Дурацкий просчет! Зачем нужно было давать Гюберту ложный адрес? Ведь я с успехом мог заявить, что моя семья в эвакуации. В сотый раз я мысленно казнил себя за легкомыслие. Конечно, я старался не выдать себя, ел спокойно, болтал с соседями по столу, но меня одолевало беспокойство и нетерпение. Я спешил повидаться с Криворученко.