Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)
Шрифт:
Доктор не раз нелегально пробирался в Советский Союз, выполняя различные, как он выразился- «деликатные», поручения, и все сходило ему с рук. Жаловал он на нашу сторону под видом транзитника,туриста,корреспондента иностранной прессы, сотрудника Красного Креста.
У него была темная и сложная жизнь белоэмигранта-авантюриста,человека без родины, слуги многих хозяев…Я не заметил, чтобы он гордился своей биографией. Наоборот, в его рассказах нет-нет, а прозвучит нотка циничной издевки над самим собой.
Накануне моего отъезда, за вечерним чаем, Доктор спросил:
— Вы решили, очевидно, после первого вечера, что
Я сказал честно, что именно так и думал.
— Я догадался. Иначе вы подумать не могли,- заметил Доктор, и лицо его стало хмурым.- А я не пьяница. Но без встряски не могу. Собачья жизнь!… И один пить не могу.Ни за что. А вот так с кем-нибудь в хорошей компании могу нализаться до чертиков.В тот день, когда вы приехали, мне особенно хотелось выпить,и я был рад вашему приезду. Вы спросите: почему? Я не буду скрывать. Смотрите, любуйтесь!- И он резким движением снял с рук замшевые перчатки.
Я внутренне содрогнулся и отвел глаза. Кисти рук были изуродованы сплошными струпьями землистого цвета.
— Красиво?…- со злой улыбкой спросил Доктор и, быстро расстегнув ворот рубахи, обнажил грудь. Там была такая же картина.- Теперь ясно?
Я молчал.
— Нервная экзема.Ест она меня, подлого, как ржа железо. Я не знаю от нее покоя. Но вы не бойтесь, это не заразно, не передается другим. Это страшная штука… Проклятый зуд может довести до сумасшествия, а когда одурманишь себя алкоголем, зуд пропадает дня на три-четыре, а то и на неделю. Я говорил об этом врачам,они смеются. Говорят, что я внушил себе.Возможно… Вот полковник Габиш и послал меня сюда подлечиться.
— И как? — приди в себя, спросил я.
— Как будто немного лучше.
— А когда это у вас началось?
Доктор ответил не сразу. Он надел перчатки, отхлебнул чая и тихо проговорил:
— Давно…После одной ночи…У меня сдали тогда нервы,как-то сразу,мгновенно. Я влип в неприятную историю. Очень неприятную… Вы не были террористом?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну да, вы же были «интеллигентным вором»! Чистенький. Убивал-то глупый Брызгалов.Ну ладно… Так вот:в двадцать девятом году в Белграде мне поручили ликвидировать бывшего врангелевского поручика Якобсона. Он доводился мне дальней родней.Поручили это мне, как бывшему контрразведчику. Военные круги нашей белой эмиграции заметили, что поручик стал быстро «краснеть» и часто посматривал в вашу сторону. Это было опасно- он слишком много знал, этот поручик. Я согласился убрать его, но мне чертовски не повезло. Вместе с ним мне пришлось пристрелить его жену,дочку десяти лет и прихватить за компанию горничную. Другого выхода не было. Понимаете?
Я кивнул, стараясь не выдать охватившего меня волнения.
— Для одного раза это многовато.Или нервы поистрепались… Я, помню, целую неделю ходил как очумелый, хлестал водку. Меня душили кошмары. Я готов был повеситься на первом суке,даже пытался это сделать, но меня успели снять. И вот с этого началось…- Он выдержал долгую паузу и продолжал:- А вообще наше дело собачье! Я так смотрю: если Гитлер своего добьется и удержит за собой хотя бы то, что взял,-мы еще поживем, а полетит он- полетим и мы к чертовой бабушке. Другое дело Гюберт! Ему что? Он ничего не потеряет ни в том, ни в другом случае.Денег он нахватал тьму-тьмущую и обеспечен на свой век.У него в Италии прекрасный особняк,своя яхта,солидный
Я молчал. Разговор принимал щекотливый характер, и тут легко было поскользнуться. Доктор мог умышленно пересолить, в надежде прощупать мое настроение. Я молчал и продолжал пить чай.
Доктор не ограничился этим и продолжал откровенничать.Я узнал, что до войны он выполнял функции резидента в одном из наших крупных промышленных городов.Узнал также, что он, как и Гюберт, еще в тридцать пятом году начал работать агентом гитлеровской службы безопасности, известной под сокращенным наименованием «СД». Она была организована в тридцатых годах при имперском руководителе «охранных отрядов» Гиммлере.
Доктору дважды довелось встречаться и беседовать в Берлине с самим Кальтенбруннером, обергруппенфюрером СС и начальником службы безопасности, консультировать представителей главного штаба.
Через таких людей,как Гюберт, Робуш и Доктор,служба безопасности пыталась создать на территории Советского Союза активную диверсионно-шпионскую организацию.
Доктор был вызван в Берлин перед самой войной, потом заболел и вот уже полтора года болтается в тылу,консультирует. Теперь полковник Габиш торопит Доктора: надо опять пробраться в Советский Союз, найти потерянных людей, восстановить связи, приобрести новую агентуру в новых районах.
Я, закончив специальную подготовку, должен помочь Доктору в этом. Меня, как я понял, выбросят с радиостанцией, на которой будет работать Брызгалов. На мою ответственность ляжет подбор наиболее удобного и безопасного места для выброски Доктора…
Поздно ночью Доктор проводил меня на вокзал, помог купить билет, усадил в поезд. И я отправился в обратный путь.
12. ФОМА ФИЛИМОНОВИЧ ПОЕТ
Прошла неделя, как я возвратился на Опытную станцию.
Погода стояла ненастная,злая, с белесо-бурыми туманами и унылыми дождями. Землю пучило от избытка влаги, а дожди- густые и мелкие- все лили и лили. В заплаканное оконце моей комнаты бились оголенные ветви рябины, и с них беззвучно падали капли воды. Распутица разъела все проселочные дороги, и они стали непроезжими.
В свободное время я подолгу стоял у окна, наблюдая, как пузырились и пенились огромные лужи между рядами колючей проволоки, или выходил на крыльцо.Солнце не показывалось. Сумрачное, свинцовое небо опустилось низко-низко.Рваными лохмотьями, «на бреющем полете» неслись облака,казалось,что они вот-вот зацепятся, за верхушки столетних сосен.
По утрам клочья седого, грязноватого тумана наползали на строения Опытной станции и обволакивали их,будто мокрой и липкой ватой.Подчас ничего не было видно за пять шагов.
Печей еще не топили. Под навесом кто-то целыми днями колол дрова и выкладывал их ровными поленницами.
По ночам я долго не засыпал, кутаясь в колючее, грубошерстное одеяло и подбирая под себя ноги.Выключив свет,я лежал в темноте с открытыми глазами, отдаваясь своим думам.Ветер свистел за стенами дома,бился в окно,пробирался в печную трубу, тормошил плохо прикрытую дверцу, гремел листом железа на крыше. По комнате, натыкаясь на стекла, летала полусонная муха и противно жужжала, а невидимый сверчок тянул свою однообразную запечную мелодию.