Конец пути
Шрифт:
31 августа 1953 года ее поведение как-то вдруг переменилось. Всю первую половину дня шел дождь, и мы отправились на обычную прогулку после ужина; Джо параллельно с нами отбыл на какое-то скаутское мероприятие. Она всю дорогу сдерживала Тома Брауна, шла шагом, с некой, я бы даже сказал, опаской; ни силы, ни стиля, и разговор был – так, шелуха. Но в соснах она посерьезнела и успокоилась.
– Все в порядке, Джейк. – Она улыбнулась, и улыбка вышла весьма прохладная.
– Что в порядке?
– Мне до сих пор неловко, что я распустила
– Знаешь, я ведь и в самом деле какое-то время тебя боялась. Мне даже казалось иногда, что я не могу с уверенностью сказать, кто сильнее, ты или Джо. Только он загонял тебя в угол, глядь, а тебя там уже и нет, хуже того, даже когда он в пух и прах разносил какую-нибудь из твоих позиций, мне казалось, что тебя-то он даже и не задел – потому что ни одной из них ты не слишком дорожил.
– В самую тютельку, – рассмеялся я.
– Вот-вот, – она не хотела, чтобы я ее перебивал, – ты только смеешься, когда из-под твоих идей выдергивают костыли. А потом я начала думать: "Если его мнения не есть он, что же тогда он?
– Грамматика подкачала. Ренни и ухом не повела.
– И знаешь, Джейк, до чего я додумалась? Мне стало казаться, что тебя вообще не существует. Тебя слишком много. И это не просто маски, которые ты то надеваешь, то снова снимаешь – у нас у всех есть маски. Но ты меняешься совершенно, насквозь. Ты отменяешь себя прежнего. Ты больше всего похож на персонажа из сна. Ты не сильный, но ты и не слабый. Ты просто – ничто.
Я счел уместным не ответить ей – ничем.
– Две разные вещи случились, Джейк, – холодно сказала Ренни. – Во-первых, я почти уверена, что опять забеременела – задержка на неделю, а я обычно как часы. Во-вторых, я решила, что больше не должна ни думать о тебе, ни вообще иметь с тобой дело, потому что ты не существуешь. Джо выиграл.
Как-то днем, на той неделе, – продолжила она, – я видела сон, а может быть, просто пригрезилось в полудреме, что Джо вот уже несколько недель как подружился с дьяволом и для забавы спорит с ним и играет с ним в теннис, пробует силу. Не смейся.
– Даже и не собирался.
– И я подумала, что Джо специально пригласил дьявола, чтобы и меня заодно проверить, – может быть, просто потому, что ты в тот раз упомянул об адвокате дьявола. И этот дьявол меня напугал, потому что я еще не настолько сильная и что для Джо игра, для меня – смертельная схватка. – Здесь Ренни запнулась. – А потом, когда Джо увидел, как оно все получилось, он мне сказал, что дьявол не настоящий и что он создал дьявола из собственной силы, как то и должно Богу. И потом еще раз сделал мне ребенка, чтобы я поняла: единственная реальность это он
– и чтобы не боялась, и чтобы…
(Сей фантастический сюжет Ренни начала очень спокойно, но с каждой фразой напряжение росло – он и построен-то был с одной-единственной, совершенно очевидной целью: хоть как-то уравновесить постоянную необходимость лгать, – покуда под
– …и чтобы я могла стать такой же сильной, как он, и сильнее всякого, кто на самом-то деле даже и не настоящий!
Но сильней она от этого не стала. Я погладил ее по голове. Ее била дрожь, и стучали зубы.
– О господи, вот если бы Джо был тут! – выкрикнула она.
– Я знаю, что бы он сказал, Ренни. Слезы к делу не относятся: ты просто уходишь в сторону от решения проблемы. Вся эта придумка насчет дьявола чересчур проста. И позволяет тебе от меня отделаться под абсолютно ложным предлогом.
– Ты ненастоящий, нереальный, а Джо настоящий! Он каждый день один и тот же человек, совершенно! Он правильный! Вот в чем разница.
Она сидела на земле, уронив голову на колени, и я гладил ее волосы.
– А я неправильный, – сказал я.
– Да!
– А как насчет тебя?
В ответ она быстро мотнула головой.
– Не знаю. Джо достаточно силен, чтобы заботиться и обо мне тоже. Это не мое дело.
Чушь полная, и мы оба это поняли. Я, вместо ответа, снова стал гладить ее по голове, и ее опять передернуло. Так мы и сидели минут, наверное, пять, не говоря ни слова. Потом Ренни встала.
– Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь с нами, Джейк, – сказала она. Я промолчал.
– Джо – он достаточно реален, чтобы справиться с тобой. Он настолько реален, что его хватит на нас обоих.
– Ничто плюс один будет один, – с готовностью согласился я. Ренни поджала губы и нервически потерла рукой живот.
– Ты прав, – сказала она.
Но самое неожиданное случилось потом. Мы поставили лошадей в стойло и, не говоря лишних слов, поехали к дому. Было такое чувство, как будто множество самых разных предметов, идей и ощущений повисло в состоянии зыбкого равновесия – быстро сгущалась тьма на фоне пустого из конца в конец летнего неба, и в самой этой бесшумной деловитой поспешности чудился едва ли не отзвук гигантского коловращения Земли, – и хотелось быть тихим, потому что единое слово могло вдруг вышибить космос из от века заведенного порядка. Когда мы остановились у дома Морганов, было уже темно, и я отконвоировал Ренни через темную лужайку.
– Джо дома, – сказал я, заметив свет сквозь закрытые жалюзи гостиной. И, услышав, как шмыгнула в ответ Ренни, понял, что она и в машине тоже плакала.
– Тебе, наверное, лучше не входить прямо сейчас, давай подождем пару минут, а, как ты думаешь?
Она ничего не ответила, однако, дойдя до самого крыльца, остановилась, и мы постояли немного в темноте. Дотрагиваться до нее мне не хотелось. Я покачался немного на пятках, напевая про себя: Пепси-кола в точку бьет. Потом заметил, что, хотя жалюзи и были закрыты, опущены до конца они не были: свет пробивался наружу сквозь щелку в полдюйма толщиной вдоль подоконника.