Конец радуг
Шрифт:
Роберт пожал плечами. Ему самому стало странно, насколько ему не хочется обсуждать свои проблемы касательно Боба и Мири.
– Случайное совпадение. Пришел, потому что… потому что книги хотел посмотреть.
Блаунт улыбнулся – не слишком дружелюбно.
– Как это на тебя похоже – явиться в тот день, когда мы их начали жечь.
– Мы не жжем – измельчаем, декан Блаунт, – возразил Ривера. – И сохраняется все, кроме бумажной пыли.
Роберт посмотрел на оторванную страницу, принесенную снизу: обрывок, избежавший места последнего упокоения? Он поднял несчастную бумажку.
– Честно говоря, я не понимаю, что здесь происходит. Это вот – что? Каким безумием объяснить уничтожение книги, откуда это выдрали?
Уинни ответил не сразу – сперва жестом велел Ривере передать ему обрывок. Положив страницу на стол, он несколько секунд ее рассматривал. Едкая улыбка стала шире.
– Какая приятная ирония судьбы! Начали они с PZ, правда, Карлос?
– Dui, – неуверенно ответил Ривера.
– Вот это, – Уинни помахал страницей в воздухе, – из научно-фантастической книги! – Мрачный смешок. – Эти сукины дети фантасты получают именно то, что заслужили. Тридцать лет они держали литературное образование – и вот все, что дал им их редукционизм. Скатертью дорога!
Он смял страницу и бросил ее обратно Роберту. Томми перехватил бумажный шарик и попытался его расправить.
– Декан, это всего лишь случайность, что первой пошла научная фантастика.
– Вообще-то, – сказал Ривера, – ходят слухи, что шреддеры начали с научной фантастики лишь потому, что меньше будет жалоб от чокнутых.
– Не важно, – ответил Томми. – По графику у них к концу дня было запланировано как следует углубиться и в другое.
Уинни подался вперед:
– Что значит «было запланировано»?
– А вы не знаете? – Паркер снова погладил лэптоп. Влюблен он, что ли, в этот старинный прибор? – У шреддеров возникли мелкие технические трудности, и они прекратили работу до конца дня. – Он осклабился. – Пресса утверждает, что «мелкие технические трудности» – это внезапное появление Роберта в разгаре работы.
Ривера задумался, в глубине толстых очков мелькнули отблески.
– Да, – сказал он. – Так что той толпе все-таки есть что праздновать.
Уинни встал, подошел к окну, вернулся, снова сел.
– Очень хорошо. Мы заслужили свою первую победу! Передайте войскам наши поздравления, Томми.
Роберт поднял руки.
– Может ли мне кто-нибудь объяснить, что это за безумие? Может, ничего и не горит, но все это мне очень напоминает «451° по Фаренгейту». Это такой научно-фантастический роман, Уинстон.
Ривера небрежно повел рукой.
– Профессор Гу, поищите по слову «Либрареом». Роберт сделал нужные жесты руками, постучал пальцами. Как у Хуана получается не выглядеть при этом идиотом?
– Да возьми ты мой лэптоп. А то из «Эпифании» никогда новости не вытащишь.
Уинстон Блаунт хлопнул по столу ладонью.
– Томми, пусть он это делает в свое личное время. А у нас есть серьезная работа.
– Хорошо, декан. Но Роберт изменил положение вещей, и мы можем воспользоваться его репутацией.
– Да, – кивнул Ривера. – Он лауреат практически всех литературных премий, которые есть на свете.
– Бросьте, – поморщился Блаунт. – У нас тут уже пятеро нобелевских лауреатов. По сравнению с ними Гу ничего особенного собой не представляет.
Блаунт скользнул взглядом по лицу Роберта. Пренебрежительное замечание, брошенное им, сопровождалось секундным замешательством – слишком кратким, чтобы другие заметили.
Самое важное, относящееся к Уинстону Блаунту, не присутствовало в его биографии, выданной Гуглем. Когда-то Уинни воображал себя поэтом, но поэтического дара у него не было – лишь умение формулировать да непомерное самомнение. К тому времени, когда оба они стали младшими преподавателями в Стэнфорде, Роберта этот позер уже раздражал смертельно. Да и на заседаниях кафедры было бы невыносимо скучно, если бы не его хобби подкалывать Уинни Блаунта. Этот тип служил неистощимым источником веселья, потому что полагал, будто может переострить Роберта. Семестр за семестром их словесные дуэли становились все острее, а поражение Блаунта – все очевиднее. И делу Блаунта не способствовало, что он был лишен таланта к тому, чего хотел больше всего на свете – создать значительное литературное произведение. Небрежная кампания Роберта была опустошительна. К концу семидесятых Бедняга Уинни стал в буквальном смысле слова посмешищем всего факультета. И все, что осталось от его претензий на значительность, – это была помпезность. Он покинул Стэнфорд, и Роберт помнил свое удовлетворение оттого, что сделал миру благодеяние, когда Блаунт нашел свое место в общем ходе вещей, став администратором…
Да только, быть может, поэтом он был не хуже, чем этот новый Роберт Гу. Интересно, знает ли об этом Уинни?
Конечно, Томми Паркер всей подоплеки не знал. Он ответил на замечание Блаунта так, будто это всего лишь безразличная констатация факта.
– Кое-кто думает, что он имеет значение, декан. Тот, у кого хватило власти провести его через великолепную коммерческую систему охраны. – Он повернулся к Гу: – Давай вспомним, Роберт. Я знаю, что ты в информатике новичок, а «Эпифания» чертовски много затемняет, – но ты ничего странного сегодня не заметил? В смысле, до того, как пришел в библиотеку?
– Ну… – Он глянул вверх, в пустой воздух. Поиск в сети начал приносить результаты, тексты и картинки на тему «Проект Либрареом: спасти предысторию для сегодняшних студентов». Вот это действительно было странно. А в остальном… были еще плавающие огоньки, означающие разные вещи. Он попытался вспомнить объяснения Хуана. А, вот и Шариф вернулся – рубиновый значок, плавающий в углу стеллажей.
– Мне помогли. Один аспирант по имени Зульфикар Шариф.
– Ты был с ним в контакте, когда пришел к библиотеке?
– Да. Шариф думал, что я легче пройду, если не стану пробираться сквозь толпу у главного входа.
Ривера и Паркер переглянулись.
– Ты не видел ленты системы охраны? Они должны были вывести тебя в южную часть здания.
– Профессор, я думаю, вас захватили. Паркер кивнул:
– Не бери в голову, Роберт. Такие штуки с носимыми случаются сплошь и рядом. Надо будет проследить этого твоего «Зульфикара Шарифа».
Роберт показал на рубиновый огонек.
– Я думаю, он сейчас здесь.