Конец радуг

Виндж Вернор Стефан

– Роберт, ты не хочешь, я тебя повожу немного вокруг?

– Чего?

Язык неповоротливый, голос хриплый. Тут до него дошло, что со всем этим бормотанием и темнотой он, наверное, уже давно ничего не говорил. И что-то еще более странное – тоже дошло.

– Кто ты такая?

На миг наступило молчание, то ли вопрос дурацкий, то ли задавался уже сто раз.

– Роберт, я Мири. Я твоя вну… Он дернул рукой, насколько смог.

– Ближе подойди. Не вижу.

Пятно шевельнулось прямо перед ним, среди солнечного света. Нет, это не намек на присутствие чего-то у него за плечом, не воспоминание. Пятно превратилось в лицо, в нескольких дюймах перед глазами: прямые черные волосы, круглое личико – оно ему улыбалось, будто он самый классный парень в мире. Действительно она, сестренка.

Роберт протянул руку – и рука у нее тоже была теплой.

– Ой, Кара, как я рад тебя видеть!

Он был не дома, но, может быть, близко к тому. И на миг успокоился.

– Я… я тоже тебя рада видеть, Роберт. Хочешь, я тебя покатаю вокруг дома?

– Да, хорошо бы.

А дальше все пошло быстро. Кара что-то сделала, и кресло вроде бы повернулось. Снова стало темно и мрачно. Они были в доме, и она суетилась, как всегда – на этот раз искала ему шляпу. Но все равно дразнилась, как когда спрашивала, не надо ли ему в туалет. Роберт ощущал, что где-то здесь – тот самый тип, что назвался его сыном, и на все это смотрит.

А потом они выехали – из входной двери, что ли? – и наружу. Кара шла рядом с креслом, пока они двигались по пустой улице, обсаженной высокими тонкими деревьями… пальмами, вот как они называются. Это не Бишоп. Но ведь она – Кара Гу, хотя очень, очень хорошо себя ведет. Маленькая Кара хорошая была девочка, но быть хорошей она умела недолго, а потом придумывала какую-нибудь совершенно дьявольскую каверзу, и он гонялся за ней по всему дому. Роберт улыбнулся про себя и подумал, сколько на этот раз продержится ангельское состояние. Может, она думает, что он болен. Он попытался повернуться в кресле – безуспешно. Да, может, он действительно болен.

– Вот смотри, мы живем на Онор-Корт. А вот там – дом Смитсонов. Они месяц назад переехали с Гуама. Боб думает, что они выращивают пять… ой, про это я говорить не должна. А здесь живет бойфренд командира базы, в доме на углу. Я спорить могу, что они еще в этом году поженятся. А это ребята из школы, с которыми я сейчас говорить не хочу.

Кресло Роберта резко повернулось и поехало в боковой переулок.

– Эй!

Роберт снова безуспешно попытался повернуться. Может, эти ребята – его друзья! Все-таки Кара сыграла над ним шутку. Он сгорбился. Пахло медом. Над головой нависали кусты. Дома превратились в зеленовато-серые пятна.

– Экскурсия! – буркнул он. – Ни хрена не могу разглядеть. Кресло резко замедлило ход.

– Правда? – Эта мерзавка разве что не фыркнула. – Ты не волнуйся, Роберт! Есть отличные приборы, которые поправят тебе глаза.

Черт бы тебя побрал!

– Пара очков отлично мне их поправит, Кара. Может, она их спрятала?

Что-то было такое в дневном свете, в сухом ветре на улицах… как бы эти улицы ни назывались. И он задумался, с чего это он сидит привязанный к инвалидному креслу.

Они прошли еще пару кварталов, и Кара все время квохтала над ним, как наседка.

– Роберт, тебе не жарко? Может быть, убрать одеяло? Роберт, тебе солнце голову напечет. Давай я тебе поправлю шапочку.

Потом на какое-то время дома кончились. Кажется, кресло выехало на край длинного склона. Кара говорила, что они смотрят на горы – но Роберт видел только размытую линию коричневого и вылинявшего охряного. Ничего похожего на горы, держащие на плечах небо над Бишопом, штат Калифорния, США.

А потом они снова оказались в помещении – в доме, откуда выехали. И кругом стало темно и мрачно, как всегда – огни в комнате глотала темнота. И веселого голоса Кары уже не слышно – она сказала, что пошла в школу. А Роберту в школу не надо, да. Этот тип его кормит – все еще твердит, что он сын Роберта. А сам такой здоровенный. Потом снова унизительная процедура в уборной – скорее допрос в полиции, чем поход к унитазу.

Наконец-то Роберт остался один, в темноте. У этих людей даже телевизора нету. Только тишина, да еще тусклый и далекий электрический свет.

Мне бы надо хотеть спать.

У него было смутное воспоминание о ночах, уходящих в годы, о легкой дреме сразу после ужина. А потом – пробуждение, когда идешь через незнакомые комнаты и ищешь свой дом. И ссоры с Леной. А сегодня… сегодня не так. Он все еще не спит. Сегодня он думает о вещах, которые только что случились. Может быть, потому, что он уже на пути домой. Кара. Значит, она не нашла дом его родителей на Кромби-стрит, и спальню, где окно выходило на старую сосну с хижиной, которую он сам построил в ветвях. Но Кара тоже была частью дома, и она здесь.

Он долго сидел, мысли его двигались медленно, со скрипом. На той стороне комнаты одинокая лампочка, как вихрик света. А у стены, едва заметный, сидит тот тип. Он с кем-то говорит, но Роберт не видит с кем.

Не обращая на типа внимания, Роберт задумался и вскоре припомнил что-то очень неприятное, страшное. Кара Гу умерла в 2006 году. А до этого они много лет не обменялись ни словом.

И умерла Кара в возрасте пятидесяти одного года.

Уэст-Фоллбрук в начале века был приятным местечком. И деловым тоже. Расположенный прямо рядом с Кэмп-Пендльтоном, он был самой большой колонией гражданских. Здесь росло новое поколение морских пехотинцев… и доводилась до ума война нового поколения. Роберт Гу-младший застал лишь хвост этой горячки, приехал тогда, когда американцев китайского происхождения снова стали назначать на ответственные офицерские должности. Великие, горькие и сладкие дни.

Сейчас город вырос, но морская пехота занимала в нем куда меньше места. Военная жизнь стала более сложной. Между мелкими войнами у подполковника Гу сформировалось мнение, что Уэст-Фоллбрук – отличное место, чтобы растить дочь.

– Я все равно думаю, что Мири не должна называть его Робертом.

Элис Гу подняла глаза от работы:

– Дорогой, мы это уже обсуждали. Именно так мы ее воспитывали. Мы для нее «Боб» и «Элис», а не «ма» или «па» или какие там еще глупости теперь приняты. А Роберт – «Роберт», а не «дедушка».