Конец республики
Шрифт:
Менас и Лициния не спускали глаз с Помпея.
— Отечество? — не выдержала Лициния. — Нет, не отечество, а сын Цезаря, ненавидящий сына Помпея! Если ты уступишь, господин, могущество твое будет поколеблено, и демагоги, как псы, растерзают тебя!
И все же Секст Помпей уступил.
Свидание его с триумвирами произошло на Мизенском мысе. Секст прибыл с кораблями, а Октавиан и Антоний выстроили вдоль берега свои легионы. Условия Помпея были приняты с оговоркой: беглецы получают всю недвижимость, а проскрипты лишь четвертую часть их состояния. Договор был подписан и скреплен печатями.
— А теперь будем пировать, — сказал Антоний. — Кто же первый будет угощать?
— Бросим жребий, — предложил Октавиан. Жребий пал на Секста, и Помпей предложил гостям перейти на его корабль.
На палубе под звездным небом были расставлены столы. Ночная прохлада, приятная после знойного летнего дня, особенно на море, казалось, прижималась к разгоряченным телам. Гости занимали места, предвкушая отдых и веселье.
Корабль тихо покачивался на волнах. Это было главное судно, с шестью рядами весел, на котором плавал Секст Помпей во главе своих кораблей как префект морского берега Италии, назначенный сенатом еще при жизни Цицерона.
За одним столом возлегли Секст Помрей, Скрибония, Антоний, Мессала, Октавиан, Агриппа, Лициния, Менас и Либон. За другим — Эрос, два-три военачальника, матроны. Блюда сменялись блюдами, веселая беседа не умолкала.
После обеда началась пирушка. Звенели золотые и серебряные фиалы, разбавлялось вино в кратерах, рабы вносили пыльные амфоры.
Секст, уходивший с Лицинией в самый конец судна, чтобы расспросить ее подробнее о Риме, возвратился с ней. Возлегши на ложе, он ощупал на груди гемму Венеры и потянул вверх золотую цепь, на которой висело несколько камней: самый большой был аметист, цвета вина с фиалковым отливом (с одной стороны на нем было высечено солнце, с другой — луна), предохраняющий, по верованию, от отравы и опьянения; затем зеленый яспис-полиграмм, [17] вызывающий, по утверждению волхвов, красноречие у ораторов, и черный андродамант, укрощающий гнев и другие страсти.
17
Многогранный.
— Что же плясуньи? — спросил Помпей, обращаясь к вольноотпущенникам, которые растирали в порошек черный камень Дирниса и смешивали его с водою — средство от опьянения.
Середина палубы была освобождена от столов, пол устлан пестрым ковром. Из-за паруса выбежала девушка-египтянка с систром в руке. На груди и вокруг бедер у нее была белая повязка, черные волосы распущены. Темные продолговатые глаза, таинственные и как бы бесстрастные, походили на изображение иероглифа. Антоний смотрел с любопытством, как она переступала большими ступнями, изредка бросая на него взгляды: она кружилась на цыпочках, быстро садилась, разбросав ноги в одну линию, ходила на руках, хватала пальцами ног со стола кубки и выпивала из них вино… И вдруг вскочила и закружилась, звеня систром, — повязки с грудей и. бедер упали, и смугло-бронзовое тело, гибкое, стройное и легкое, медленно закачалось под восторженные крики мужей. А египтянка, как бы не замечая похвал, приблизилась, покачивая бедрами, к Сексту и сказала ломаным римским языком:
— Что прикажешь еще, Великий?
Прежде чем Секст успел ответить, Антоний ухватил ее поперек туловища, посадил рядом с собой на ложе. Угощая ее вином, он что-то шептал. Девушка смеялась, блестя загадочными глазами.
— Не умеешь ли ты предсказывать? — спросил Октавиан.
— Нет, господин. Помпей привстал:
— Позвать астрологов и халдеев.
Вошли прорицатели. Выслушав приказание, самый старый, белобородый заговорил по-гречески, низко поклонившись Октавиану:
— Господин мой, в Риме я уже предсказывал о тебе твоей благословенной богами матери, когда она была беременна тобою…
— Что же ты предсказал, мудрец? — не скрывая насмешки, медленно вымолвил Октавиан, дурно владевший греческим языком.
— Ты родился под знаком рыб, — невозмутимо ответил астролог. — И я сказал твоей матери и записал на память ей на табличке то, что прочитал в созвездии рыб. А записал я так: «Mulier viro dormienti caput securi am-putat». [18] И, когда твоя мать, благословенная богами, спросила, что это значит, я ответил: «Nascetur homicida magnus». [19]
18
Женщина спящему мужу отрубает голову секирою.
19
Родится великий человекоубийца.
Октавиан нахмурился.
— Лгать и поносить триумвира нет ничего легче, слышишь, раб? — крикнул он. — Но если ты, действительно, волшебник, скажи, как я умру? На войне или от руки убийцы?
Астролог побледнел, однако не смутился.
— Господин мой, я не знал твоего вопроса и не смотрел на небо. Если тебе угодно, я завтра же найду созвездие рыб и прослежу твою жизнь до самого предела.
— Я вижу тебя насквозь и потому не желаю ждать. Может быть, вы, — повернулся он к халдеям, — ответите на мой вопрос?
Старший волхв поднял глаза к небу:
— Я умею гадать по линии рук, по движению членов и пульсу, по чертам лица. И, всматриваясь в черты твоего лица, я говорю: боги любят тебя и покровительствуют тебе. Ты — счастливый, и ни одна преступная рука не поднимется на тебя.
— Хорошо.
Обратившись шепотом к Сексту Помпею, Октавиан попросил разрешения обезглавить астролога:
— Пусть не лжет о предсказаниях, сделанных моей матери.
Антоний вступился за старика:
— Цезарь, ты должен оценить бесстрашие. Другой не сказал бы тебе правды, а лгал бы и изворачивался, а старик не побоялся…
— Неужели ты веришь его лаю?
— Я только прошу за старика.
— Мы накажем его иным способом, — решил Секст и сказал присутствующим: — Разгадайте, друзья, логогриф: сколько существует видов поцелуя и какой самый сладкий?
— Самый сладкий, — бойко ответила египтянка, — поцелуй Афродиты, а перечислить все виды могут только любовники, поэтому обратись к ним.
Секст улыбнулся.
— Я доволен твоим ответом. Выдать ей в награду венок… А теперь выскажи и ты свое мнение, — обратился он к астрологу.
— Разве не сказала тебе египтянка: спроси целующихся?
— А я спрашиваю тебя…
— Не знаю, господин мой, — выговорил старик, опуская голову под градом непристойных шуток.
— Не знаешь? Эй, рабы, завяжите ему позади руки и поднесите блюдо с соусом: пусть выловит оттуда мясо!
Голова астролога уткнулась в блюдо: он ловил губами мелкие ломтики мяса и не мог их поймать; пот катился с его лица. Наконец астролог схватил кусочек мяса и с видом победителя поднял голову.