Конец сказки
Шрифт:
Поскольку в округе росли одни кусты и трава, бандитам пришлось поломать голову над тем, что пустить на дрова. Особняк был обставлен дорогой финской мебелью, ее решили не трогать. В конце концов, жертвами пали пара телеграфных столбов, торчавших в отдалении на косогоре. Мурик притащил из мастерской двуручную пилу, несколько топоров, и работа закипела. Пока одни боевики пилили столбы, другие болтались вокруг, делая вид, что собирают хворост, лишь бы не угодить под горячую руку Витрякова.
Как только дрова были аккуратно сложены под днищем, Огнемет вынул из кармана изящную серебристую зажигалку, сделанную ему на зоне каким-то умельцем. Армеец, не отрывавшийся от триплексов, решил, что пора возобновить переговоры.
– П-послушайте?! – крикнул Эдик, зажав рот Андрею ладонью из опасения, как бы он снова не послал главаря бандитов по широко известному адресу. – Мы могли бы до-договориться!
– Иди ты? – оживился Витряков, поигрывая зажигалкой. – Сдается мне, вы оба уже договорились, и ты, заика, и твой педик-дружок.
– Я се-серьезно, – проговорил Армеец.
– Ясное, б-дь, дело, что серьезно, – губы Витрякова растянулись в широкую ухмылку, больше напоминающую прорезь в заборе, тепла в ней было не больше, чем в морозилке. – Если тебе припекло с кем-то срочно договариваться, заика, я бы тебе посоветовал пару стоящих патологоанатомов из морга, они чудеса творят, с покойниками, чтобы смотрелись в гробу, как огурчики… – Огнемет нажал кнопку, на кончике зажигалки вспыхнул крохотный голубой огонек. Леня прикрыл ее ладонью – домиком. – Но, видишь ли, заика, к чему тебе лишние хлопоты? Открытый гроб и отпевание в церкви ни тебе, ни твоему пиздлявому (говорливому?) дружку один х… не светят, потому как вы оба уже вроде как в гробу. Закрытом, б-дь на х… В эксклюзивном, б-дь на х… – Огнемет хохотнул. Он упивался ситуацией.
– Мы к вам не с бухты-барахты у-упали! – выпалил Армеец. Андрей решил, что приятель хватается за соломинку, которая все равно не станет плотом или шлюпкой, как бы ему этого не хотелось. Витряков улыбнулся с притворным сожалением.
– Если ты Артема в виду имеешь, заика, то Артем тебя и сдал, мудака, со всем твоим говном. Усекаешь, как оно все вышло, буево, да? – Леня зевнул. – Ладно. Потрепались и хватит. Пора вас б-дь на х… поджигать. Давайте бензин, пацаны.
– По-постойте! – крикнул Армеец. – А как же ваша подружка? Вы-вы ее что, тоже со-со-со…
– Заика, – доброжелательно сказал Витряков. – мне она больше без надобности. Забирай ее себе. Точнее, с собой. Я просто хотел сказать ей напоследок, что она лихо порется. Поролась, – поправился Огнемет, и снова хохотнул. – Кстати, Цыпа, ты заике и этому второму долбобую уже дала, или только собираешься? Если еще нет, поторопись, б-дь на х… как зажаришься, ноги не сможешь раздвинуть.
– Мне дала твоя мама, – откликнулся через прорезь Бандура. Огнемет вздрогнул.
– Понял, о чем базар, ты, шизик трахнутый, дегенерат обдолбанный, Огнемет или как там тебя еще?! Слышишь меня, олигофрен?! Я имел твою маму! Она мне еще и доплатила!
– Побереги глотку, дружок, – посоветовал Леонид изменившимся от еле сдерживаемой ярости голосом. Его лицо стало таким красным, что казалось – капли воды на щеках и лбу вот-вот начнут испаряться, словно с поверхности раскаленной кастрюли. – Еще наорешься, я тебе, б-дь на х… гарантирую.
Пока они обменивались комплиментами через два сантиметра брони, подручные Огнемета откупорили канистру. Из горловины пахнуло бензином.
– Девяносто пятый, – фыркнул Копейка. По его грубому лицу текла вода. – А бздит, как семьдесят шестой.
– Лей, умник, – поторопил его Мурик. – Тебе не по бую, чем он бздит? Главное, чтобы горел.
Копейка, морща нос, перевернул канистру. Бензин, пенясь, потек на дрова.
– Теперь с другой стороны, – посоветовал Качок.
– Не учи ученого!
– П-пожалуйста, п-послушайте! – взмолился Армеец. – Хорошо, у-убедили, мы с-сдаемся! Сдаемся, слышите? – отодвинув лючок по левому борту, Эдик приник к отверстию глазом. – Не на-надо поджигать!
– Ничего не попишешь, заика, – Витряков пожал плечами. – Корыту, – он еще раз хлопнул по мокрой броне, – так и так – крышка. Проще новое намутить. Пацаны трудились, дровишки таскали, теперь хотят у пионерского костра погреться, как ты понимаешь. – Огнемет повернулся к боевику с бакенбардами. – Дай сюда канистру! – Как только емкость оказалась в руках, Витряков выплеснул остатки бензина на дверь БТРа так ловко, что часть брызг попала Эдику в глаза. Замотав головой, Армеец схватился за лицо.
– Пе-печет!
– Нет, – заверил Леня, готовясь зажечь поленницу. – Ты крупно ошибаешься, заика. Пока еще не печет. Но, скоро будет. – Нагнувшись, Огнемет поднес зажигалку к поленнице, защищая трепетный огонек сложенной домиком ладонью.
Увидев через амбразуру массивную макушку Витрякова, Андрей, сообразив, что счет пошел на секунды, поймал руку Эдика уцелевшей ладонью, крепко стиснул ее.
– Держись, брат, – прошептал Бандура.
– Че за хуйня?! – воскликнул снизу Огнемет. – Вот, б-дь, кремень отсырел! – В панораме амбразуры снова появилась мокрая физиономия Витрякова. – Как меня этот гребаный ливень задолбал!
Метнув изящную вещицу в темноту, Леня обернулся к своим людям:
– Эй, кто-нибудь, дайте с-с-с… – Витряков хотел сказать спички, но последнее слово застряло в глотке. Его взгляд совершенно случайно упал на крыльцо, до которого было метров семьдесят, может, чуть меньше. Широкие входные двери из дуба, украшенные вычурной резьбой, которые наверняка бы влетели Бонифацкому в копеечку, если б Витряков не послал краснодеревщика на х… после того, как работа была сделана, исчезли. В испещренном выбоинами от пуль проходе как раз появилась примечательная во всех отношениях троица. Первой ступала растрепанная молодая женщина в коротком черном платье, почти не скрывавшем длинные, как у куклы Барби ноги манекенщицы из гламурного журнала. За куклой плелся, как на расстрел, мужчина в вышитом золотом банном халате. Его мокрое лицо было совершенно потерянным. У Витрякова отвисла челюсть, когда он узнал Юлию и Бонифацкого.
– Ни х… себе, – пробормотал Витряков.
В эту секунду Армеец и Бандура, вероятно, могли попробовать сбежать. Шанс, по-крайней мере, у них появился. Но, они даже не задумались о бегстве, поскольку в свою очередь таращились, каждый в свою амбразуру. Приглядевшись к третьему участнику процессии, Андрей просто не поверил глазам.
Глава 8
ЗАМОРОЖЕННЫЙ
Едва за Витряковым захлопнулась дверь, Боник и Тома обменялись взглядами, в которых сквозило облегчение. Затем в глазах Бонифацкого проскользнуло отвращение, и Тамара подумала, что он никогда не простит ей унижения, свидетелем которого она поневоле стала. Впрочем, Тома и не ждала от него благодарности за неоценимую услугу, тем более, что она была уже оказана, следовательно, вообще ничего не стоила. Кроме того, Тамара не хуже Боника понимала, что ничего еще не кончено. Пока. Витряков, конечно, ушел, но ненадолго. Если ему удалось выбраться из-под завала, нечего было надеяться, будто он надолго застрянет во дворе.
– Хорошенькие дела, – пробормотал Бонифацкий, отвернувшись к стене. – Что же теперь делать? – Он не обращался ни к кому конкретно, да и вопрос звучал риторически. Тем не менее, Тома посчитала, что в сложившихся обстоятельствах имеет право высказать собственное мнение.
– Надо опустить засовы, Вацлав Збигневович.
За Тамарой оживилась Юлия:
– Жопе слово не давали! – воскликнула девушка. – Закрой свой дырявый рот, старая потаскуха!
Лицо горничной напряглось, но она естественно не подняла перчатку. Да это и не было перчаткой, по большому счету. Юля просто поставила ее на место, как предмет. А затем направилась к Бонифацкому и развернула его лицом к себе.