Конец сказки
Шрифт:
– Нос! – выкрикивал он жалобно. – За что? Я же ничего не сделал!
– Для профилактики, придурок. Нос – не глаз, чтоб ты знал, – философски заметил Замороженный. – А я тебе его выковыряю и на жопу натяну, зуб матки даю, если будешь не по теме варнякать. Все! Вставай, падло, и пошли!
– Куда?! – взвыл Бонифацкий. – И потом, кто вы вообще такой?
– Дед Пихто, рог. Жопе слова не давали. Вафлистку берем с собой.
Юля замотала головой. Он снова взял ее за волосы.
– Скальп сниму, сука!
– Не надо!
– Тогда шуруйте, сволочи! Шнеле. Погнали наши городских.
Уже на пороге
– Умоляю! – Тома заломила руки. – Ради моих детей!
– Ладно, – поколебавшись, смилостивился незнакомец. Сиди тут тихо, не рыпайся. Подведешь – землю заставлю жрать. По-любому.
В гробовом молчании компания миновала подвал. Тут было совершенно пусто, выжившие люди Витрякова находились во дворе. Погибшие впрочем, тоже. Правда, боевики оставили после себя кучу всякого мусора, главным образом это были битые и целые бутылки из бесценной коллекции Бонифацкого, они усеивали пол, как стадион после концерта рок звезды. Вацлав Збигневович узнал их с первого взгляда и не сумел сдержаться:
– Моя коллекция, – застонал он, – сволочи, какие сволочи!
Впрочем, уничтожение уникальной коллекции было, естественно, не главной его проблемой. Замороженный напомнил ему это при помощи увесистого подзатыльника.
– Не балаболь, гнида.
Уже на пороге особняка Юлия попыталась заартачиться. Мраморный пол был забрызган кровью, на смену бутылкам пришли изуродованные трупы, обломки кирпича, стреляные гильзы. За порогом бушевала непогода, сверкали молнии, хлестал дождь.
– Я не пойду! – завопила девушка. Замороженный молча провернул кулачищу, с зажатыми внутри космами. Юлия захрипела, глаза полезли на лоб. Бонифацкий с ужасом подумал, что кожа сейчас соскользнет с черепа, как перчатка с руки. В следующее мгновение он потерял интерес к этому процессу, поскольку в его копчик снова врезалось массивное колено Замороженного. Извиваясь от боли, Бонифацкий пританцовывая, побежал со ступенек.
– Шевелитесь, суки! – пролаял Замороженный, лязгая челюстями, как неисправная гильотина. – Жизни лишу!
Далеко впереди, еле видимый за пеленой дождя, завалившись на бок, стоял подбитый бронетранспортер. Вокруг неподвижной машины копошились люди, несомненно, это были бойцы Витрякова. Поискав глазами, Боник обнаружил и самого Леню. Как ни странно, Витряков остался жив. Боник не мог сказать теперь, к добру это или нет. Пока что все внимание бандитов было сконцентрировано на подбитом бронетранспортере, который они, как показалось Бонику, собирались поджечь, но рано или поздно их должны были заметить. Что случится тогда, Бонифацкий не знал, но подозревал, ничего хорошего. Он – как в воду глядел.
– Послушайте, – сгорбившись в ожидании очередного удара сказал Боник. – Только умоляю вас, не деритесь. Дайте сказать, ладно? Я знаю, кто вы. Я догадался, понимаете? Вы тот товарищ, которого утром привезли из Черной крепости и по ошибке положили в ледник. Так?
– Я тебя положу не по ошибке, – заверил Замороженный. – Четко, б-дь, как в тире.
– Я вам верю. А вы поверьте мне – нечего у вас не получится. Вы хотите, чтобы они отпустили ваших друзей. За это вы нас отпустите. Я понял, что вы задумали. Боюсь, у вас ничего не выйдет. Эти люди – они перепились. Нанюхались дури, и так далее. Они мне не подчиняются. Они вообще невменяемые. С их начальником я только что крупно повздорил. Они убьют и меня и вас, можете не сомневаться.
– Дать тебе под сраку, или сам заткнешься? – это была вся реакция, на которую сподобился Замороженный.
– Сам, – сказал Бонифацкий. – Я сам.
– Господи, это же Вовка! – выдохнул Андрей, приникнув к узкой прорези амбразуры вытаращенным левым глазом. Правый пришлось зажмурить. – Живой, елки-палки. – При виде товарища он даже на мгновение забыл, что сидит в БТРе, который вот-вот подожгут. Потом он вспомнил свой сон и мрачный тоннель, пробуренный неизвестно кем и зачем в толще черной породы, с бестелесными тенями на перроне, дожидающимися прибытия поезда. Как они очутились там вместе и Вовка спас его, когда он скользил вниз.
– По-посмотри, Андрюша, – Эдик тоже разглядывал троицу на крыльце, – выходит, он взял в за-заложники самого Бо-бо-бо…
– Ни х… себе! – воскликнул Витряков в пяти метрах от них, тоже разглядев причудливую троицу.
– Эй, припарок?! – закричал ему Вовка издали. Он держался за спинами заложников, как за живым щитом. – А ну, брось спички, ты, выродок! Брось, кому говорю! Или твоим дружкам – вилы будут!
Теперь все люди Витрякова обернулись на этот голос, синхронно, словно солдаты по команде кругом. Они были несколько озадачены. Один Огнемет сохранял спокойствие, которое отчего-то принято называть олимпийским.
– Бросить?! – переспросил он с издевкой и покрутил в воздухе коробком спичек. – Их?!
– Ага, их, – Вовчик прижал ствол пистолета к виску Бонифацкого с такой силой, что рисковал проломить его, не стреляя. Вацлав Збигневович близоруко сощурился, несколько раз открыв и закрыв рот.
– Зема, держись! – завопил Вовчик, приподнявшись на цыпочки и стараясь перекричать непогоду. Теперь он смотрел за головы боевиков Огнемета, на совершенно безжизненный БТР. – Валерка, это я! – орал Вовка. Зема, дай знак, слышишь или нет?!
– Если б пулемет не заклинило, – простонал Андрей, не отрываясь от амбразуры.
– М-м-мы тут, Во-володя! – закричал Армеец. Голос был откровенно жалким.
– Я без тебя знаю, что ты тут, заика, – не поворачивая головы, сказал Витряков. – Тут ты, б-дь на х… и останешься, я тебе гарантирую. – Огнемет вытащил спичку, прижал головкой к шершавой боковине коробка.
– Брось, говорю, гурон! – завопил Волына во все горло. – Или я твоему корешу мозги вышибу!
– Мозги? – на совершенно непроницаемом лице Огнемета появилось бледное подобие улыбки. Как будто лицо было омутом, а улыбка – зловещим его обитателем, поднимающимся с глубины на поверхность. Чтобы полакомиться человечиной. – Мозги, ты так сказал?
– Ага, мозги, – подтвердил Вовчик, несколько обескураженный поразительным хладнокровием Витрякова.
– Моему корешу? – спросил Витряков. – Прикинь последствия для себя, кретин.
– Сам прикинь! – огрызнулся Вовка, вспомнив слова Бонифацкого о том, что они с Огнеметом крупно повздорили, и из его затеи ничего хорошего не выйдет. Андрей, наблюдая картину со стороны, понял это гораздо раньше. Так бывает во время боксерских поединков, когда всем в зале, кроме задыхающегося боксера на ринге, ясно, что бой безнадежно проигран.