Конец старых времен

Ванчура Владислав

Я достаточно стар, в руках у меня перебывало немало разных книг, и я смотрю на мир, поднимая взор от их страниц. И все же, быть может, я успевал порой разглядеть хоть краешек шлейфа королевы. Нет, право, я знаю, кто — властительница мира.

Не в силах теперь найти нужное слово, отсылаю вас к Книге книг. Перечитайте то, что написано в Послании к коринфянам!

И клянусь Писанием! Читайте, поглядывая на свою жену и на враждебный стан крохоборов, которые твердят вам: ты смешон, братец! У тебя нос загнулся книзу, и досталась тебе жалкая дурнушка вместо красавицы, которую ты любил.

Когда же закроете вы эту книгу, ответьте им: и все же я выиграл свою прю [10] ! Разве не слышал я, как трепещет крылами любовь? Разве проспал я и не

успел выдернуть ниточку из ее одежд? Перед этой царицей все вы — кухарки и скотники. Тем ли хотите вы кичиться, что ваши носы не столь крючковаты, как мой? Тем ли, что нет у ваших дамочек глупых веснушек, в таком изобилии доставшихся мисс Эллен? Ах, да ну вас в болото! Знаете ли вы, что такое любовь? Нет! Едва ли! Ничуть! Кто не разводит огня, тот не обожжется — я же любил сотню милых красоток, указанных мне богом. Частенько получал я от ворот поворот, частенько попадались мне вместо девственниц всего лишь потаскушки — ну и что? Не хулите эти хрупкие создания! Видит бог, порой они высекают из своих скромных чресл искорку любви. И этого с меня довольно.

10

ПРЯ — «раздор, ссора, тяжба», только др. — русск. пьра, ст. — слав. пьр, чеш. pre «спор, тяжба», польск. рrzа. Связано с преть II, спор, переть;… Этимологический русскоязычный словарь Фасмера. Комм. удивленного верстальщика.

Я и слушать ничего не желаю — сам отлично разбираюсь, что к чему. Сюзанн — одна из прекраснейших девиц, и Михаэла, как я уже говорил, ни в чем ей не уступает. Первая любит князя Алексея, а в голове у второй, конечно, тоже не я. Вот и все. Так что мне, пойти топиться из-за этого? А Корнелия, а Эллен?

Чепуха! Слишком я хороший сапожник, чтоб выбрасывать старые колодки. А остальное образуется. Если мне что и досадно, так только то, что я, глупец, сам сосватал князю Сюзанн…

Однако пора продолжать рассказ о любовных похождениях князя Алексея и барышни Михаэлы.

Всякому ясно, что полковник не случайно оказался на дороге. Вероятно, он слыхал, как я кричал из окна, чтоб Михаэла захватила меня, и решил догнать нас в автомобиле; в тот день ему изрядно ворожила судьба.

Тот, кто судит о поступках князя Алексея, несомненно, не избегнет мысли, что это страшный сумасброд. В самом деле, он вел себя как сумасшедший. Вот, верно, было зрелище, когда он, не разбирая дороги, мчался в автомобиле! И как шли ему перчатки с крагами и плащ с капюшоном!

Я думаю (так же, как и все прочие), что у нашего князя не хватало винтика в голове. Но должен признать, его экстравагантные выходки имели успех. Если вы отбросите немножко смешную сторону, то согласитесь, — это ведь в общем чудесно, когда стареющий мужчина ведет себя так, как князь. Но Михаэла, кажется, не думала об этом.

Едва вскочив в сани, полковник принялся болтать о том, что напоминают ему окрестности заповедника, какая русская река обтекает похожие перелески и когда какая гвардейская часть получила задание взять штурмом высотку, как две капли воды похожую на холм перед домом Рихтеры. Михаэла время от времени подбадривала его вопросами и смеялась, когда он пустился сочинять, рассказывая неправдоподобные случаи со своей собакой, у которой-де было столь острое чутье, что она по запаху отличала любовные письма от счетов и утку, сидевшую на яйцах, от утки-одиночки.

— Но это ничто по сравнению с сукой моего капитана, — продолжал князь. — Эта сука была до того умна, что служила господину своему почти как человек. Названный капитан совсем не владел искусством жить по средствам, и случалось ему тратить вдвое больше, чем он мог заплатить. Видя себя в весьма стесненных обстоятельствах и не имея и малой доли средств, чтоб выпутаться из них, начал он играть в карты — отнюдь не для забавы, как бы следовало, но с упорным намерением выиграть во что бы то ни стало. Ему везло, и когда перед ним скопилась изрядная кучка денег, он поставил все на одну карту. Едва он сделал ставку, собака его вылезла из-под стола и не спускала глаз с его рук до тех пор, пока он не вздохнул облегченно, сгребая деньги. Понятно, после такого выигрыша не уходят. Честь обязывала капитана не покидать карточного стола до тех пор, пока он не спустит все снова, — но

собака, которую звали Стеллой, вдруг бросилась на его карман, пронзительно залаяла и наскакивала на хозяина с такой силой, что он принужден был отбиваться от нее тростью, а затем и саблей. Все поднялись и стали гнать прочь животное, которое металось из стороны в сторону, и уже целились в него из пистолетов — невозможно было восстановить порядок иным путем, кроме как пристрелив Стеллу. Но капитан не желал этого допустить. И не оставалось ему ничего иного, как уступить требованиям собаки и уйти. С тех пор Стелла всякий раз. как он выигрывал, уводила хозяина на поводке домой, чем и помогла ему сколотить приличное состояние.

Михаэла слушала рассеянно, но была благодарна князю за то, что он подсел к ней, что не упоминает о молодом Льготе, что повернул лошадей на другую дорогу, так что сегодня она уже не встретится наедине с Яном, которого в эту минуту почти ненавидела.

Князь был на коне. Я думал о нем с той самой минуты, когда Сюзанн назвала его имя, и старался угадать, что он сейчас делает. Этот человек привык ковать железо, пока горячо, и, видимо, времени не теряет. Он ничего не обдумывает — и все же действует как тонкий знаток человеческих сердец. Я знал, что в этом утешителе немало от дьявола.

Представьте себе печальную Михаэлу, а рядом с ней — молодца, от которого разит юфтью, молодца с удалым чубом, молодца, на котором едва успели выцвести пятна крови. Представьте аристократа, скрывающего бедность (которая потрясла бы вас, как вид самой жестокой нищеты), — представьте себе его в минуту, когда он сочиняет побасенки для розового ушка Михаэлы.

Краски этой картины сгущены? Неважно — я хотел только сказать, что рядом с этим великим знатоком людей барышня чувствовала себя маленькой дамой и принимала игру, которая делала ее еще меньше, и прелестней, и больнее оскорбленной, и больше нуждающейся в защите от грубости всяких панов Янов. Быть может, ей было тоскливо, но в то же время она испытывала радость, сходную с восторженностью гимназисток. Этот пэр жизни, этот самодержавный бык, чьи руки обагрены кровью беспримерной воинственности и беспримерной верности, воскресил время сказок. Его капюшон! Его руки в перчатках с крагами чуть не до локтей! Вот они отпустили вожжи. Наступающий сумрак скрывает их худобу, делая их похожими на руки художника, который лепит фигуры из ветра. Его молчание преображает голоса надвигающейся ночи в некие иносказания, которые и не нужно понимать. Его лицо, всегда беспокойное и серьезное, вдруг озаряется сердечной радостью оттого только, что Михаэла улыбнулась.

И следа не осталось от насмешника, который дразнил доктора Пустину и вышучивал обитателей Отрады. Сейчас князь играл совершенно иную игру. Он был искренен. Он не поцеловал Михаэлу, не привлек ее к себе — он молчал в те минуты, когда тишина обретала голос, говоривший: «Ты готова расплакаться? Мужайся. Обопрись на меня. Я князь жизни».

В таком красноречивом молчании ехали они вдоль деревьев, отбрасывающих тень, под лупою влюбленных, по краю головокружительной бездны.

Тем временем мы с Сюзанн спешили туда, где нас должен был ждать Ян. Я смотрел на француженку другими глазами, и дорога совсем не занимала меня. Я велел кучеру подхлестнуть лошадей, и вскоре мы увидели Яна. Бедняга, он воображал, что поступил бог весть как умно, Воображал, что это подъезжает Михаэла, возвращается к нему, и что она будет удивляться его склонности к ночным прогулкам, — а из саней-то вылез я! Я и раза три но меньшей мере справлялся у меня, где Михаэла, но мне было не до разговоров. На все вопросы я отвечал:

— Садитесь! Садитесь же, а то замерзнем! И только когда мы уже тронулись, я мимоходом проронил, что барышня уехала с князем. Желая немножко помучить Яна (чтобы разрядить собственное скверное настроение), я прибавил к упомянутому замечанию, что этот малый чуть ли не похитил Михаэлу.

От тополевой аллеи мы двинулись к Рихтере. Я взял с лесничего обещание, что он пришлет мне завтра парочку ушастых.

Затем мы повернули домой. Пану Яну и мадемуазель Сюзанн не о чем было говорить, я тоже молчал. Оба мои путника забились по углам саней, словно потеряли добрую половину своего веса. Сидел я теперь просторно, словно маленький король, и, право, не пойму, как мог я не вместиться в эти же сани, когда мы трогались со двора.