Конец старых времен
Шрифт:
Вам бы их слышать! — ответил Лойзик. — А Корнелия-то — господи, что вытворяет!
Какое счастье, что князь не знает об этом, — сказал я, суя в руку Лойзика горсть Стокласовых коротких сигар.
Я скрыл услышанное от Алексея Николаевича, ибо почитаю ошибочным вмешиваться в суждения о наших поступках. Я никогда ничего не опровергаю и ни в чем но оправдываюсь, будучи уверен, что это куда лучше, чем размазывать дело.
Итак, князь ничего не подозревал. Он отпускал комплименты мадемуазель Сюзанн, шутил с Михаэлой, поглаживая то свои колени, то икры.
Часов
Все это, казалось, очень его позабавило, и распрощался он со мной сердечно.
— Будьте осторожны! — крикнул я ему еще вслед, но он только рукой махнул.
Слегка разочарованный, я стал подниматься на третий этаж, а князь — спускаться на первый. Путь его лежал мимо дверей Корнелии, и тут он наткнулся на свою приятельницу. Представляю, какие великолепные слезы сверкали на ее очах, как бросилась она князю на шею и как увлекла его к себе.
Войдя в свою комнату, я снял платье, готовясь лечь. Думал я о Корнелии. Опершись на локоть, я стал вызывать в памяти наши прежние встречи. Воспоминания взволновали меня, и какой-то злой дух нашептал мне взглянуть, что-то поделывает моя подруга и что князь.
Заснули они? Расстались?
Эта мысль подтолкнула меня к двери. Накинув старый халат, я спустился впотьмах на площадку ключниц.
У Корнелии в комнате было тихо. Но я очень хорошо знал, что к ней ведут двойные двери, не пропускающие ни звука. Я потянул дверь — она оказалась незапертой. Я приоткрыл ее и юркнул в темный тамбур.
Я достаточно стар и искушен в мирских делах — и все же у меня сильно заколотилось сердце. Я услышал голос князя — с оттенком скуки в тоне он корил свою любовницу за неумение себя держать.
— Я уезжаю, — сказал он под конец.
Корнелия ответила слезами. Я представлял себе, как упала она лицом в подушку, и — между двумя всхлипываниями — расслышал ее молящий голосок:
— Возьми меня с собой!
— Этого я никогда и не думал делать, — возразил князь. — Однако уже поздно. Ложитесь спать. Прощайте, барышня!
Я понял, что мне пора исчезнуть, и выбежал в коридор.
Боже мой! Что я наделал! Весь замок был залит ярким светом, и всюду полно женщин! Я хотел было вернуться, захлопнуть дверь, я готов был провалиться — но мне оставалось только удирать, приподняв полы халата.
Дверь-то я все-таки захлопнул, нимало не заботясь о том, что подумают Корнелия с князем.
В коридоре было светло как днем, я бежал мимо шпалеры кухонных служанок, выстроившихся здесь на страже! Призываю за это раскаленные камни на их головы, проклинаю их вместе с их неуместным любопытством! Пусть они каждое утро находят мышь в своих туфлях!! Они хохотали во все горло, показывая на меня пальцами. Я, под их приглушенные визги, улепетывал как мальчишка, а они, хватаясь за животики, выкрикивали:
— Бернардик-то! Бернардик!
— Я ж говорила — куда Корнельке до князя! Куда ей! Куда! Как бы не так!
Этот
Но, ей-богу, я своими глазами видела князя! — кричала Франтишка. — Когда я вас окликала, князь был у нее, а не Бернард!
Что ж — мы, по-твоему, сумасшедшие? — отвечали ей подружки.
Но этого спора я уже не слышал. Натянув одеяло на голову, я со стыдом размышлял о том, как трудно защитить истину. Я был уверен теперь, что прослыву потаскуном, а князь вернет себе прежнее доброе имя. Но я оказался прав лишь наполовину.
ПАРТИЯ В КАРТЫ
Знаете ли вы, до чего непостоянна приязнь человеческая! Знаете, как легко люди дают себя сбить с панталыку, как они ни с того ни с сего склоняются на сторону врагов человека, которого прежде сами же превозносили!
Еще вчера в кухне с почтением отзывались о князе, еще вчера, когда мне случалось проходить по двору, то один, то другой брался за шапку, а что сегодня? Кухарка стоит в дверях кладовой и, начищая замок, загораживает вход до тех пор, пока я не уберусь. Фи! Вероника скалит зубы, а судомойки поглядывают на меня свысока.
Прохожу мимо Марцела — бедняга смущается донельзя и не знает, что сказать.
Встречаю Франтишку — та прыскает и убегает прочь.
Короче, я впал в немилость… Вон даже и старый Котера намекнул мне, что сыт по горло моими с князем попойками и хотел бы досчитаться корзинок с бургундским…
Что я мог на это возразить? Как защититься? Довольно долго я молчал — человек я по натуре добрый, но, знаете ли, когда тебе все время поют одну и ту же песенку! Когда всякий болван болтает о вас, называя авантюристом или распутником, который-де каждую ночь спит с Корнелией, откуда же в таком случае набраться терпения?
Да разрази вас гром! С какой стати мне за всех отдуваться?
Распираемый подобными досадными мыслями, проходил я мимо дверей комнаты Вероники.
Дал ли я уже понять, как я был взбешен? Да? Так вот, должен прибавить: я до того рассвирепел, что даже плюнул.
Но едва я совершил такое невежество, как Вероника вылетела из своей комнаты и принялась костерить меня — и подонок-то я, и нет во мне, мол, ни капли порядочности. Затем она взялась превозносить князя и с криком, описать который я не в силах, заявила примерно следующее:
— Та-та-та! Чтоб ты знал, старый ты, паршивый, гнусный греховодник, я своими глазами видела, как ты к этой бесстыжей шлялся! Что? А теперь он думает свалить все на князя! Еще бы! Понятное дело — ты не при чем, твоя хата с краю, ты ведь у нас просто святой!
Выслушав это и еще многое в том же роде, я послал старуху к лешему и помчался к князю. Я хотел расспросить его, что да как, хотел отчитать, хотел заставить признаться.
Там, где коридор поворачивает, я встретил Марцела и набросился на него с вопросом, где этот Алексей Николаевич. Мальчик показал на библиотеку, прибавив, что князь недавно вошел туда вместе с Сюзанн.