Конечная остановка

Амнуэль Песах

— Потому существует не один вариант вселенной, а почти бесчисленное множество: квантовые системы при взаимодействиях создают новые миры, как ветви на дереве. Только поэтому квантовые компьютеры и могут работать — и даже решать ещё не поставленные задачи.

— Да-да. Ты мне потом рассказывал: так, мол, возникают озарения, неожиданные прозрения и даже ясновидение. Квантовый компьютер Вселенной — а мозг, ты говорил, тоже работает по принципам квантового компьютера — время от времени сообщает решения задач, которые ещё даже не поставлены.

— Что

до нас Вселенной? — Я хотел покачать головой, но лёжа не получилось, я только зарылся носом в подушку.

— А что до нас Точке Омега? — спросила Ира.

— Это, — сказал я, — самый главный вопрос. Для чего-то именно мы с тобой сохранили память о первой жизни. И для чего-то переходили из одной эмуляции в другую, пока не…

Я запнулся, но Ира продолжила мою мысль:

— Пока не оказались там, где ты потерял память.

— Только одну.

— Только ты.

— Я знаю ответ, — сказал я и сел на кровати. Ира смотрела на меня снизу вверх, и я подумал, что она тоже знает ответ, только не может его сформулировать. Знание не всегда можно выразить словами — их нужно придумать или вспомнить.

Я говорил сейчас не с Ирой и даже не с самим собой. Как мне казалось, я произносил слова, чтобы они стали материальным движением воздуха, точкой невозврата. Слово не воробей. Сказанное не вернуть.

— Эмуляции Точки Омега — последняя стадия эволюции квантового мира перед почти мгновенным сжатием в точку, в сингулярность. Масса тёмного вещества максимальна. Максимальна накопленная за десятки миллиардов лет информация о классических мирах. В каждой эмуляции всего одна-две — максимум несколько — частиц тёмного вещества. Одна-две частицы, связывающие эмуляции в единое квантовое целое, поскольку все частицы тёмного вещества находятся в перепутанном состоянии. И соответственно, по числу частиц тёмного вещества, один-два — максимум несколько — разумных существ, способных переходить из одной эмуляции в другую.

— Почему? — Ира лежала, закрыв глаза, так она лучше воспринимала мои слова или, наоборот, отгородилась от того, что я говорил.

— Потому что тёмное вещество объединяет все эмуляции. Почти бесконечное число. И только те разумные, которые…

Я замялся. Я знал, но не находил слов. Правильных слов ещё не существовало.

Ира поняла.

— Мы с тобой.

— Да.

— Квантовый компьютер решил задачу?

— Да. Эмуляции могут существовать вечно. Это ведь конечные автоматы, которые, исчерпав запас вариантов, повторяют их снова и снова, пока не будут остановлены.

— В этом мире мы будем жить снова и снова, повторяя одно и то же…

— В этом или любом другом.

Ира поднялась и отошла к окну, повернулась ко мне спиной, я видел, как она напряжена, я знал, о чём она сейчас думала, и не мог ничем помочь, потому что решение было только одно. Она это знала, но принять не могла.

— Я не хочу здесь жить, — сказала Ира, не оборачиваясь. — Твой вселенский компьютер знал, что делает. Он специально переместил нас в такой мир, где мне плохо… нам… чтобы мы… ты… что-то сделал, да? Если ты всё знаешь об эмуляциях, то, наверно, и сделать можешь что-то?

Сделать я не мог ничего. Что может сделать с огромным материальным миром маленький человек?

— Ты слышал, что я сказала? — Ира что-то разглядывала на улице, а может, смотрела в никуда или тоже вспоминала.

— Слышу, — отозвался я.

— Ты должен что-то сделать.

Ира никогда не говорила со мной таким тоном.

«Новый закон природы мы сначала просто угадываем».

— В пятницу вечером, — сказал я, — мы были у Лёвы. Почему мы пошли к нему?

Почему этот вопрос показался мне важным?

Ира пожала плечами:

— Первый раз? Правда, обычно вы встречаетесь без меня. Есть о чём поговорить, чтобы я не слышала?

Почему в её голосе звучала не только ирония, но и плохо скрытое раздражение?

— Но в тот вечер — почему? Ты помнишь, а я — нет.

Ира, наконец, повернулась и посмотрела на меня с удивлением. Она говорила о важных для неё вещах, почему я перевёл разговор?

— Ну… — протянула она. — Я смотрела телевизор, фильм Шукшина «А поутру они проснулись». Кстати, хорошее кино, такого Шукшин не снимал там, где…

Она всхлипнула, вспомнив фильм Шукшина, который мы с ней видели вместе — «Калину красную».

— Когда кино закончилось, я выключила телевизор, хотела поделиться с тобой впечатлениями, зря ты не смотрел, но ты сказал: «Давай поедем к Лёве, хочу кое-что обсудить». — «Поздно уже, одиннадцатый час», — говорю я. А ты: «Неважно».

— Я позвонил, чтобы предупредить, и мы пошли, — сказал я. Это был не вопрос, я помнил, что в прежней жизни мы всегда созванивались.

— Нет, — покачала головой Ира, — ты не стал звонить.

— О чём мы говорили?

— О Горбачёве. Лёва рассказал о закрытом заседании парткома. Будто на пленуме ЦК генеральным избрали Горбачёва, но пока официально не сообщают. Видимо, на будущей неделе будет открытый пленум…

— Господи! — воскликнул я. — При чём здесь… Извини. Наверно, мы и об этом говорили. Но сначала или потом… что-то связанное с космологией? Нет? Устройством Вселенной? Жизнью на Земле? Скрытой массой?

Ира молча смотрела мне в глаза. Нет, нет, нет.

— Спросим у Лёвы, — решительно сказал я. — Одевайся.

— Лучше тебе сегодня оставаться дома. Позвони.

— Одевайся, — повторил я, и Ира поняла, что не нужно спорить. Она ушла в спальню, а я подошёл к столу и выдвинул ящики один за другим.

Куда я положил… Я не знал, что хочу найти, но почему-то был уверен, что, если найду, то сразу пойму.

— Миша! — крикнула из спальни Ира. — Посмотри в тумбочке под телевизором! Кажется, я туда положила мои зелёные бусы.

Зачем ей надевать бусы, если мы едем к Лёве, которому всё равно, явится Ира в бальном платье или спортивном костюме?