Конечная остановка
Шрифт:
– А Вольгу Сведкович?
– надавил Евген Печанский.
– Куда ж без нее...
– хоть и с запинкой, на выдохе ответствовала Тана Бельская.
– From Byelorussia with love. С любовью, что в лобок, что по лбу, возвращаемся с холода.
– Без аншлюса, аннексий, но с контрибуцией, - подхватил тему Евген, вручил соратникам по 800 евро в конвертах и объяснился.
– Это вам боевые и наградные бабульки. По-моему неплохая оплата за четверо суток во вражеском тылу, на территории противника. На вещевое же довольствие, ясновельможные, я вас ставлю в союзной Москве, какая б
На паузе в повествовании, в абзац или в два-три параграфа упомянем, что Москву и москвичей Тана Бельская недолюбливала, коль благопечатно выражаться. Допрежь всего она едва-едва выносила хамство, грубость и вульгарщину чмошной московской обслуги. И вообще, гнусность подлого пролетарского сословия по лимиту, по регистрации и по месту рождения скопившегося в советской экс-метрополии. В Таниной риторике, дранг нах Москау, по сю пору отовсюду лезет коммуно-фашистское сраное быдло, кое она на дух терпеть не выдерживает.
Не то слово, сравнивая славутых, приветливых менчаков с брыдкими москалями! Фактами быдлоту по морде!
Во вторую же очередь она полностью согласна со Змитером, утверждающим кое-что фактически и фактурно. По его мнению умного аналитика, в Москве группируется, проживает, зажилось гораздо больше заскорузлых лукашистов, нежели в Менске и во всей Беларуси вместе взятой. В доказательство досыть глянуть на одурелых московских пенсюков, исступленно закупающих все белорусское исключительно по идеологическим соображениям. Нисколь не принимают во внимание, бейбасы состарелые, цену и качество товаров, крупным оптом поставляемых государственным белорусским торговым домом "Лука и сыновья".
Ежели брать не экономически, но социологически, вовсе не русская душою Тана любила приводить цитату одного российского литератора. Чью именно она не помнила, но без разницы в мелкую розницу, если он хорошо припечатал. Дескать, Москва у всей России под горою, в нее вселякий срачь сливается...
Со своей стороны Змитер Дымкин мало-мальски не разделял канализационный неприязненный взгляд Таны Бельской на Москву и московитов. В богатейшей Московии он смог бы вполне содержательно развернуться по его журналистским прикидкам.
– Московиты мозговиты!
– пиитически процитировал он в пику Тане, когда их поезд-тягник неторопливо приближался к Белорусскому вокзалу российской столицы.
Как в Минске, так и в Москве журналист Дымкин также группирует, но демократично делит всех людей принципиально, потенциально на читателей и нечитателей. Пусть ему окаянных нечитателей, тех же затятых телезрителей с отлеженными, отсиженными и засиженными у телеэкранов посконными мозгами, он стопроцентно относит к нелюди.
В утреннюю забавную дискуссию о Москве и москвичах, о сравнительных людских нравах тут и там, Евген никак не вмешивался за завтраком. Прихлебывал себе железнодорожный чаек из стеклянного стакана с традиционным металлическим подстаканником. Кого бы там ни было, сплошь и рядом он своемысленно подразделяет на три демократические группы.
В первую входят те, кто имеет властные права и возможности проверять, контролировать, ревизовать, инспектировать. Второй подраздел составляют влиятельные такие люди, заказывающие весь
В Москве, более чем где бы то ни было, Евгений Печанский испытывал особенно волнующее чувство ревизора, приехавшего по именному повелению, насколько Александр Пушкин сюжетно подсказал Миколе Гоголю.
Отсюда достоименно следует, что аудиторской работы у него, у старшего аудитора Печанского, здесь непочатый край в потенциале. Повально, навалом, в принципе.
И о соратниках следует до кучи помнить, распорядительно напомнив им в плановом порядке:
– В общем так, панове и паненки! По первости оставим не надежду, но всяк багаж, ручную кладь в автоматических камерах хранения. Днем в Московии нам пушки замест масла ни к чему. После небольшенькой банковской операции с налом и безналом у нас великий поход по одежным магазинам. По-китайски, Батыевым нашествием. Исполняю вчерась обещанное. Потом ланч в кой-какой русской ресторации по стародавней памяти об искусном и вкусном.
Я вельми надеюсь, в нынешней довоенной Москве покуда не разучились раскладывать шматликие ножи-вилки, а не подсовывать шляхетным гостям совковские серп и молот...
Первым делом на Москве интересует Евгена, тем не менее и тем более, расклад предновогодней торговли украшениями для рождественских елок. С большим сожалением он думал об оставленных в Минске, любовно приобретенных в продолжение многих лет блистательных стеклянных шарах в коробках. И теперь уповает, как если б судьба соблаговолит ему восстановить кое-что. То бишь, не столь велеречиво надеясь, - повезет раздобыть чего-ничего, тож вручную расписанной российской выделки, ради наступающего праздника Рождества в благодатном Киеве. Поклажа невелика, подарок самому себе весьма приятен, упаковка, транспортировка необременительны.
Вот чего невозможно высказать, по меньшей мере подумав тревожно об огнестрельных стволах и боеприпасах к ним. Потому вечером за соответствующую мзду он убедит начальника киевского поезда благонадежно сохранить оружейный груз, личный багаж в вагонных закутках, заведомо не подвергающихся таможенному и пограничному досмотрам. Помогли не только хорошие деньги, но и украинские разрешения на легальное ношение оружия, а также очень респектабельный, ответственный внешний вид пана киевлянина Евгена Пичански, джентльмена и аудитора на выезде.
"Великороссы, осади!.. Московиты позади..."
В отдельном четырехместном купе Евген задумчиво, риторически, безответно вопросил под перестук колесных пар на рельсовых стыках железнодорожного пути вскоре за Киевским вокзалом всероссийского метрополиса:
– Может статься, панове, когда-никогда и на Беларусь мы на благо возвернемся с удобством и комфортом?.. Зимой, возможно, весной, летом?.. Не будет висеть над душой неладный розыск по уголовной статье четыре-один-три...
Глава пятьдесят девятая