Конечно, это не любовь

Коновалова Екатерина Сергеевна

— Удивительно, что он вообще дается мне в руки, — произнес профессор и бросил меч на дно озера. Шерлок проследил за тем, как он тонет в темной воде. Профессор знаком показал отойти за дерево, вытащил палочку и произнес уже знакомые Шерлоку слова:

— Экспекто Патронум.

Этим заклинанием в прошлом году Гермиона вызвала выдру, прогнавшую дементора. У профессора выдры не было, вместо нее появилась легкая тонконогая лань. Как живая, она приблизилась к профессору, ткнулась носом ему в руку, развернулась и поскакала прочь.

— Это Лили Эванс? — спросил Шерлок.

Профессор не ответил, что вполне можно было перевести как «да».

Гермиону

Шерлок увидеть так и не смог, точнее, не захотел. Понял, что ему просто нечего ей сказать. Он сделал свое дело, решил задачку, доказал себе, что может ее отыскать — и все. Уже днем он вернулся в комнатку в квартире у дальней родственницы и снова принялся скучать, надеясь, что произойдет что-то, что вырвет его из этой бесконечной скуки. Но незадолго до этого, на рассвете, у них с профессором состоялся странный разговор.

Они переместились обратно в дом в Паучьем тупике только после того, как убедились, что Поттеру и Уизли хватило мозгов (пусть и не сразу) проткнуть крестраж мечом. Профессор сказал что-то вроде:

— Это тянет на целое логическое умозаключение. Явно эволюционируют, — после чего вместе с Шерлоком аппарировал в свой неприятный дом.

— Зачем столько сложностей? Все эти планы, обманы, двойная игра.? — спросил Шерлок.

— Игра, — профессор улыбнулся как-то жутковато (или так показалось из-за того, что единственным источником света был камин), — все дело в игре. Смысл в ней. Идет большая игра, а мы все — фигуры. Наш игрок умер, но, если мы хотим победить, мы должны следовать его стратегии, а не бросаться на врага по одному.

— Фигуры обычно умирают, — заметил Шерлок.

— И так бывает, — как-то легко согласился профессор. Шерлок прищурился и сказал:

— Так вот в чем дело. Вы уже определили для себя удачный момент?

— Момент?

— Игры. Когда ваша фигура будет съедена. Я мог бы сразу догадаться. Но должен быть какой-то смысл в этом самопожертвовании. Мне не хватает фактов.

Профессор пожал плечами:

— Палочка. Долгая история, но есть палочка, за которой охотится Темный лорд. Она принадлежала Дамблдору. Но потом я победил его, она перешла ко мне как к победителю. Рано или поздно лорд поймет, что, чтобы владеть ей, меня нужно убить.

— Она у вас?

— Нет. Это не нужно. Достаточно того, что она знает, кто ее хозяин. Впрочем, к делу это не относится.

Шерлок согласился. Они еще некоторое время помолчали, глядя на пламя в камине, а потом профессор произнес фразу, которую Шерлок сразу не понял:

— Если когда-нибудь решитесь устроить собственную смерть, смотрите, чтобы вам не помешали. Смешнее и глупее несовершенного самоубийства только несовершенное самопожертвование.

После этого они попрощались, покинули дом в Паучьем тупике, и профессор, подумав о чем-то, поджег его. Пояснил:

— Давно пора было от него избавиться.

— Хорошо горит, — кивнул Шерлок. На этом они и расстались.

Неожиданно Шерлок подскочил с кровати, на которой лежал, почти не вставая, уже третий день. Как можно было быть таким слепым? Палочка! Палочке не принадлежит профессору Снейпу. Он убил Дамблдора, но не победил его. Его победил, если верить письму Гермионы, Драко Малфой.

Шерлок схватился за голову, сжал виски руками и тихо застонал. Теперь на место встали недостающие детали. Но главное, Шерлок уже ничего не мог изменить. Связи с волшебным миром у него не осталось.

Конечно, это не любовь. Глава 2

Гермиона

закричала. Казалось, будто весь день ее душу вытягивали, как кусок резины, и теперь она лопнула с громким щелкающим звуком, разбивая ее сердце на мелкие осколки и заставляя громко кричать от боли.

Рон обхватил ее за плечи и прижал к себе, но она вырвалась и попыталась зажать себе рот руками, чтобы подавить крик. Она держалась все это время: всю битву шаг за шагом, потом мгновения торжества и всеобъемлющего счастья, затем — показавшиеся годами минуты безудержной скорби. Она молчала и не плакала, вслед за Роном целуя в лоб холодного и чудовищно-серьезного Фреда, она обнимала Гарри, когда тот закрывал глаза постаревшему, но оставшемуся даже в смерти спокойным и достойным Ремусу. Она заставляла себя держать голову прямо, откидывая со лба Тонкс ярко-сиреневые волосы.

Ее неестественное, почти мертвое спокойствие разлетелось на части, когда она увидела жалкий, испачканный в крови труп профессора Снейпа.

Она не любила этого человека, а в последний год — ненавидела, но он казался ей вечным, незыблемым, настолько же неистребимым и необоримым, как, скажем, плохая погода. Он не мог быть мертвым. Но был.

От этого осознания вся тяжесть дня рухнула ей на плечи, придавливая к земле.

— Гермиона! — выкрикнул Рон, но она отмахнулась и бросилась прочь. Она больше не могла оставаться в замке, среди рыдающих и улыбающихся сквозь слезы людей. Ей нужно было убежать как можно дальше, куда угодно. Она выбежала на улицу — резкий прохладный утренний воздух ворвался в ее легкие, обжигая. Она замерла на крыльце. Куда ей идти? Дома больше нет, даже если Пожиратели пощадили стены, они опустели. Ее никто не ждет. Ее дом остался в волшебном мире. Нужно было вернуться обратно, дать Рону обнять себя, сжать руку Гарри и попытаться в их поддержке найти силы, чтобы собрать обратно свою душу. Но она не могла. Она оглянулась через плечо на покосившиеся дубовые двери и поняла, что никакая сила в этом мире не заставит ее вернуться в Большой зал.

Она крутанулась на месте и переместилась на задний двор родного дома. Туда, где когда-то был задний двор. Что ж, по крайней мере, она действительно спасла родителей от смерти — от дома остались только обгоревшие обломки и жуткий скелет — каминная труба.

Гермиона почувствовала, что ее зубы начинают стучать. Она повернулась туда, где должен был быть второй родной дом — и увидела еще одно пепелище. Холмсы тоже уехали не зря.

Она медленно опустилась на обугленную землю и сжала голову руками. Ей бы очень хотелось заплакать, слезы всегда помогали, но она не могла. Она часто рыдала из-за таких пустяков, о которых и вспоминать стыдно, но сейчас не могла выдавить ни одной слезинки, как будто слезные железы атрофировались.

Она сама себе казалась похожей на развалины дома — такая же выгоревшая, мертвая. Можно ли умереть, но не заметить этого?

— Я жду тебя уже восемь часов, — вдруг услышала она. Не веря своим ушам, она подняла голову и встретилась взглядом с Шерлоком. Он стоял, опершись на каминную трубу, и выглядел живым, настоящим и бесконечно родным.

За год он изменился куда сильней, чем можно было ожидать. Еще больше вытянулся, отрастил волосы после последней неудачной стрижки, и теперь черные кудри частично закрывали его лоб, лицо как будто похудело и заострилось, но не казалось болезненным. Однако взгляд остался прежним — такой же чуть надменный, лукавый и пристальный.