Конфетка для мажора
Шрифт:
Честно говоря, охреневаю, что с ним знакома моя девочка. Требую объяснений и их получаю. На правду похоже, тем более, видос я видел собственными глазами. Вольт остался за кадром, но все остальное сходится идеально. Беспокоюсь, но верю. Я… чёрт! Я не сомневаюсь в ней.
Крики, музыкальная долбёжка, привычная тусовка кружит так, что я теряюсь, но при этом ощущаю что-то новое: слежу с вниманием маньяка за тем, чтобы никто не смел смотреть на мою девушку. Себе напоминаю съехавшего с катушек, но раз начал принимать всю правду, приходится и эту пропустить через себя.
С тяжёлым сердцем оставляю
Смотрю в лобовое, пока грид-герл трясет грудью и выписывает бедрами восьмерки. На нее мне фиолетово, смотрю сквозь. Сосредотачиваюсь и жму старт, жму с первой же секунды вперед. Незнакомая трасса не волнует, несусь вперед, отмечая по габаритам соперника. Он догоняет практически сразу, и некоторое время мы мчим нос к носу. При входе в слепую зону теряю драгоценное время, но покрываю дефицит за счет риска. Укладываю стрелку вправо и разворачиваюсь с конкретным заносом. Держу руль и на полном ходу несусь обратно. Инстинкт самосохранения глохнет на старте, больше я не соревнуюсь, а хочу как можно быстрее сжать в своих руках Сахарову. Бесполезно искать причину, бесполезно думать о следствии. Есть невыносимая потребность и этим обусловлено главное. Важное. Правильное.
Концентрируюсь на довольном лице Юрки и выскакиваю из тачки, едва успев остановиться. Мечусь взглядом по толпе, но тут же тону в жарких объятиях. Готовлюсь окунуться в сладкий аромат, но оказываюсь дезориентированным. Вместо желанной конфеты, обнимаю фантик, чисто внешне похожий на мою девочку. Тёмная куртка, джинсы, капюшон, надвинутый на глаза. Стаскиваю его, отстраняя девку. Шумно выдыхаю батарею ругательств. Ухватившись за полы моей куртки, Таран широко лыбится и пытается вернуться в исходную позицию.
Раньше… Раньше, мать его, я бы не задумался, но сейчас всё изменилось.
Сканирую обезличенные фигуры, резко замерев на одной. Моя Юлька, задрав голову, смотрит на Вольта. Что-то проговаривает ему и идет с ним. Не просто идет, сцука, а терпит, когда его рука ложится на её плечи. На её, сцука, плечи!
Бросаюсь в толпу, перемахнув разделительную ленту. По хрен на всех. С разбега хватаю бывшего друга за шкиртон и впечатываю в лицо кулак. Глаза застилает алой пеленой: вся ненависть к обстоятельствам, накопленная злость, неудовлетворенность, подозрения… Всё управляет сейчас мной. Сам я не отвечаю за действия, полностью отдавшись желанию уничтожить.
Не слышу криков и не чувствую рук пацанов, стремящихся нас разнять. Ничего. Тишина. Темнота. И только кровавые сгустки перед глазами, когда прилетает в ответ.
Поднимаю голову, чтобы проморгаться и вижу… Юлька зажимает рукой рот и мотает головой из стороны в сторону словно отрицая. В глазах застыл ужас. Как на крючок, цепляюсь за ужас и иду на него. К ней. Тяну руки, чтобы обнять, но она отступает назад, выдавая мощную энергию страха.
Боится крови? Драк?
Как на ускоренной прокрутке перебираю её рассказы и мысленно стону, когда соображаю, что выплеск агрессии мог напомнить ей интернат.
— Юль, — зову, сглатывая собственную кровь. — Юлечка? Юльчик мой, не уходи. Остановись, Юль. Остановись.
Она слышит. Замираем глаза в глаза. Вокруг космос, вся внешка гаснет, мы одни во вселенной. Растворяюсь в ней и растворяю её в себе. Понимаю, что сейчас выдам то, что давно зрело и пылало в душе.
— Не просто люблю тебя, Юль. Я подыхаю без тебя. Если уйдешь, я реально перестану существовать. Перестану, Юль. Перестану…
Повторяю, сокращая жалкие сантиметры, и прижимаюсь к её губам, смешивая нашу кровь. Мои губы разбиты от удара, её — от того, что сильно прикусывала. Металлический привкус теряется под нашим напором. Мы не просто сплетаемся языками, наши души в моменте соединяются. Мне кажется, я даже вижу это свечение на фоне черного небосклона.
Горю, горю, горю… и не хочу гаснуть…
Глава 43
Юля
От Ромкиных слов во мне всё обрывается, перемалывается в дикой мясорубке и снова вливается в внутрь туловища. Тело не принадлежит мне, иначе я никак не могу объяснить того страшного озноба, который охватил. Меня натурально трясет и дрожь эта передается Амурскому.
То, что он говорит и делает… Это дико… Это страшно… И это так… странно…
Его дыхание тяжёлое и рваное, его губы с привкусом крови, его руки горячие… а глаза не моргая смотрят на меня, стоит нам разорвать сумасшедший поцелуй.
Перед парнем, имя которого я силюсь вспомнить и не могу, жутко стыдно, но я не сойду с места и не оставлю Ромку. Смотрю за спину своего парня и выдыхаю, когда бедняга, проигравший мне желание, поднимается и вытирается рукавом, с ненавистью сверля спину моего Амурского. Успешно игнорирую все чувства, которые он транслирует, и виновато пожимаю плечами. В любом другом случае я готова была бы рассыпаться в извинениях, но не сейчас. Не сегодня. Не после того, что я услышала.
Я подыхаю без тебя.
Если уйдешь, я реально перестану существовать.
При всей своей скупости на слова, Рома выдал не просто признание. Меня чуть не сбила с ног волна отчаяния. Знаете, такой крик души, как у человека, который дошел до черты, которому уже нечего терять. И пусть Ромка не кричал, а хрипел и выдавливал признание, оно успело меня оглушить.
Оглушить так, что я на миллисекунды перестала воспринимать окружающий мир и вся действительность перевернулась с ног на голову.
Мои дрожащие руки сами по себе тянутся вверх и сжимают щетинистые щёки Амурского. Он редко бывает колючим, обычно бреется начисто, но сегодня особый случай. Особая ночь…
— Я тоже… — Отдаю ему ту энергию, которую получила и в которой сейчас захлебываюсь. — Я тоже не могу без тебя, Ром.
С моих губ впервые слетает признание, и мы оба это знаем. Амурский ошарашен, но быстро приходит в себя и прижимает до хруста косточек. Мне немного больно, но я хочу этой боли, чтобы заглушить страх.