Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Ты много себе позволяешь в моем доме с моей прислугой, – заметила она негромко; он выглянул в дверь, убедившись, что никто из челяди не намерен подслушать хозяйские тайны, вновь прикрыл створку и медленно, размеренно прошагал к Маргарет, остановившись всего в шаге.
– Может быть, ты мне напомнишь, благодаря кому ты сейчас в своем доме? – усмехнулся Курт; та скривилась, отступив еще на шаг.
– От тебя несет шнапсом.
– Правда? – с непритворным интересом уточнил он, пожав плечами. – Странно, мне казалось, вымороженное
– Ты пьян!
– Разумеется, я пьян, – согласился Курт уже без улыбки, сделав к ней неверный шаг. – Неужто ты полагаешь, что после всего произошедшего я явился бы к тебе на трезвую голову и в здравом уме?
– Вот, значит, как, – Маргарет отступила в противоположную сторону. – Стало быть, со мною ты можешь говорить, лишь как следует накачавшись?
– Э, нет, милая; «накачаться» – у меня сегодня был повод, – возразил он, шагнув следом за ней. – Даже целых два. Во-первых, сегодня я избавил от суда человека, чья жизнь мне не безразлична. Это ведь повод для радости, согласись. Ну, а во-вторых, я отмечал свое титулование – меня сделали Дважды Великим Дураком всего Кельна. Причем, вот незадача, во второй раз я сам на это напросился, а теперь… – голос осекся, и Курт тяжело опустился на табурет, где до этого сидела Маргарет, потирая виски пальцами и глядя в пол. – Теперь… Пришел пожаловаться?.. не знаю…
– В самом деле, зачем ты пришел? – тихо спросила Маргарет. – Упрекнуть меня в неблагодарности? Если ты забыл, то я напомню тебе, милый: ты держал меня в холодной камере, полураздетую, босую, без воды и пищи почти четыре дня.
– А чего ты ожидала? – Курт поднял голову, глядя на нее устало. – Маргарет, булавок, найденных в моем доме, хватило бы хорошей швее, чтоб изготовить платье! И если тызабыла, то позволь напомнить тебе, что сегодня я предал все, что было моей жизнью, ради тебя! Хотя… – он невесело усмехнулся, отвернувшись, и прикрыл глаза, переводя дыхание. – Что ж это я… Ведь я знал, на что иду. Знал, что ты меня используешь – снова. Знал – и смирился с этим…
– «Снова»?
– Да, снова; разве нет? Вся эта история с заговорами, приворотами – все это было лишь ради того, чтобы узнавать о расследовании из первых рук. Ведь так? Что ты теряешь теперь? ответь честно – это так?
– Ты пришел, чтобы спросить об этом?
– Я не знаю, – отозвался он чуть слышно. – Может быть. Может быть, в ответ на этот вопрос я надеялся услышать «нет».
– Хорошо, я отвечу. Нет. – Маргарет перехватила его взгляд и вздохнула. – Нет и да. Да – сначала. И нет – после первой же ночи.
– Я польщен, – ухмыльнулся Курт. – Можно ли в свете этого надеяться, что я не отправлюсь следом за прочими? Я ведь знаю все. О твоих… приятелях из числа студентов, которые не зажились на этом свете.
– Вот как… – проронила она негромко. – Но это к делу не относится. Они были никем – все.
– Забавно; это что же, просто одно из твоих развлечений –
– Ты говоришь со мной так, словно имеешь на меня право! – повысила голос Маргарет; он поднялся.
– А разве нет? Между прочим, ты не особенно учтива с человеком, который спас тебя от смерти, рискуя потерять свободу или жизнь. Могла бы изъявить хоть чуть благодарности.
– И какой же благодарности ты от меня ждешь? – покривилась она презрительно. – Меня саму? Что ж, если ты за этим пришел – подходи, бери и убирайся.
Курт засмеялся, шагнул, пошатываясь, вперед; Маргарет попятилась.
– Ты полагаешь, что после таких слов я должен был хлопнуть дверью? Охладеть?.. А если подойду? И возьму?
– Не посмеешь, – она уперлась спиной в стену и при его следующем шаге сдвинулась в сторону. – Я закричу!
– Не страшно, – усмехнулся Курт, подходя. – Я к крикам привык.
– А не боишься меня? – вдруг прекратив отступать, спросила Маргарет негромко. – Хочешь, я расскажу тебе, как умер Филипп Шлаг?.. Я поцеловала его. Один раз. Он умер счастливым.
– И я скажу тебе то же, – возразил он, склонившись. – Не посмеешь.
Это было похоже на уже испытанное чувство сковывающего жара, но теперь – опустошающего, уничтожающего, убивающего, и вместе с тем кажущегося самым лучшим, что только было в жизни, самым желанным…
Оторваться от этих губ стоило невероятного усилия, почти невозможного, нечеловеческого.
– Попробуй сделать это еще раз, – голос осел, голова кружилась, будто заглянул в пропасть с шаткого, осыпающегося обрыва, но все же он сумел себя заставить не сделать последнего шага, выдержать последний удар – взгляд фиалковых глаз. – Только попробуй.
– Вот этим ты и отличаешься от прочих, – все так же шепотом произнесла Маргарет. – Ты способен меня выдержать.
– Вот, значит, как? – Курт отодвинулся, пошатнувшись, уперся рукой в стену. – Значит, так ты подбираешь себе пару – как жеребца, на выносливость?
– Я тебя любила за твой дух, – возразила она твердо. – А ты меня – за мое тело. И кто из нас порочен?.. Уходи. Сейчас же.
– «Любила»… – повторил Курт. – Ты не знаешь, что это.
Он успел дойти до двери, когда Маргарет выговорила с видимым усилием:
– Постой.
Курт замер на мгновение и взялся за ручку; она топнула ногой.
– Нет! Господи, в последние три дня я только и делаю, что упрашиваю тебя и почти пресмыкаюсь, не заставляй меня делать это снова! Не вынуждай меня просить дважды!
Он обернулся, помедлив, и прошагал к Маргарет, вновь остановившись рядом, вновь – глаза в глаза…
– Все это неважно, – сказала она убежденно. – Все, что было, что есть – все это значения не имеет; не должно иметь. Ты знаешь, что я люблю тебя. И ты любишь меня, я знаю. Несмотря ни на что – это не ушло, ведь так?