Конгрегация. Гексалогия

Попова Надежда Александровна

– Не показалось, – подтвердил Хауэр хмуро. – Здание старое, замки кое-где устарели – во всех смыслах. Мало-помалу меняем.

– Вот и ответ. Старые замки вскрываются проще.

– Судите по опыту? – пренебрежительно уточнил фон Редер; он кивнул:

– Разумеется. Ну, а теперь за дело. И, – настойчиво прибавил Курт, обернувшись к инструктору, – я попросил бы тебя удержаться от неуместных замечаний, вопросов или ответов, Альфред.

– Что?! – выдавил Хауэр спустя мгновение изумленного молчания. – Меня?

– Именнотебя.

Если какую-нибудь неумную пакость ляпнет господин барон, это будет воспринято всеми здесь, как нечто логичное и само собой разумеющееся. Он это делает, как я посмотрю, регулярно. Но если нечто подобное выкинешь ты – согласись, это будет выглядеть не слишком солидно. Можно было бы разыграть сцену «инквизитор – адвокат», но ты, боюсь, не потянешь. Не сумеешь прикинутьсяблагожелательным – ты им будешь. Слишком много личного ты вложил в свою работу; сейчас это не на пользу. Любой из них почует твою неуверенность сразу, и это испортит дело.

– Они и так ее увидят, – возразил фон Редер; Курт вздохнул:

– Соглашусь. Но если он хотя бы не станет мне возражать, до них дойдет сразу и без сомнений, что от чувств, уверенности или мнения их инструктора ничто в этом деле не зависит. Что избавит виновника, если таковой наличествует среди них, от ненужных иллюзий, мне, соответственно, сбережет силы, и всем нам – время.

– Понимаю, – через силу согласился Хауэр, глядя на дверь так, словно за нею его ожидал проход в чистилище по меньшей мере. – Сейчас тебе видней – это твоя епархия… Вот ведь дерьмо, – внезапно утратив остатки выдержки, вытолкнул он зло. – А если никто из них не виновен во всем этом? Если сейчас я вместе с тобой пойду допрашивать ни в чем не повинных, преданных, не раз жизнью за дело рисковавших парней! как мне им потом в глаза смотреть?

– Подумай о другом – что кто-то из них может все-таки оказаться предателем, Альфред. Подумай лучше о том, как этотмог смотреть тебе в глаза и не сгореть со стыда на месте. Теперь ябуду давать тебе советы. Советую для начала как следует на него разозлиться, в твоем случае это лучше всего. Гнев – самый надежный способ защиты от сомнений.

– Тоже говорите по собственному опыту? – спросил фон Редер угрюмо; Курт передернул плечами:

– В моей работе, господин барон, сомнения – вернейший помощник. Всевозможные чувства в этом деле недопустимы, и гнев – в первую очередь, из чего следует логичный вывод: дабы избавиться от сомнений, надо позволить злости войти в душу и остаться там. А вот вам я позволю себе дать совет прямо противоположный тому, что я рекомендовал Альфреду: возьмите себя в руки.

– По-вашему ведь, – усмехнулся фон Редер, – моему неадекватному поведению никто не удивится. К чему мне следить за собой?

– К тому, что, в отличие от принципов, применяемых в лекарской практике, правила «noli nocere[844]» в нашем деле недостаточно – надо бы еще и принести

пользу. Вы глава императорских телохранителей, в некотором роде доверенное лицо, и надо думать, что человеку без мозга Император не доверил бы безопасность себя самого и своего единственного наследника. Посему – повторяю: постарайтесь смирить гнев и дайте место сомнениям. Быть может, и вам придет в голову какая умная мысль в этом расследовании… Ну, а теперь идемте. Говорю только я; Альфред – исключительно при крайней необходимости, вы, господин барон – только в случае Конца Света.

Последние шаги до двери Курт прошагал под всеобщее недовольное молчание, толкнув створку, оказавшуюся незапертой, и переступил порог, не задержавшись в проеме.

Двое, чьи взгляды обратились к двери, сидели у стола посреди комнаты, до появления вошедших явно ведя какую-то увлекательную беседу. Увидев Курта, за чьей спиной маячили инструктор с королевским оберегателем, оба поднялись, подтянувшись и смолкнув.

Курт остановился, тоже молча осматриваясь. Комната была такой же, как и их с Бруно – небольшой, полупустой, лишь две лежанки у стен, стол с тремя стульями, на одном из которых висела небрежно брошенная на спинку куртка одного из бойцов, и деревянная невысокая этажерка в углу, на верхней полке которой стояли два потушенных светильника, ниже – пара мисок с ложками… Всё было то же, что сейчас осталось в их с помощником комнате.

Согласно всем предписаниям подобные расследования надлежало начинать с обыска – как жилищ подозреваемых, так и их самих. Однако искать здесь было решительно негде, да и вряд ли люди, собравшиеся в эти дни в этой крепости, будут делать такие очевидные глупости, как запрятывание компрометирующих записок или пузырьков с ядами в столь очевидных местах, как собственное обиталище или одежда. Обыскивать же все здание бывшего монастыря, как это было бы сделано, имейся при майстере инквизиторе штат помощников и следователей рангом пониже, в одиночку будет глупой и ненужной тратой времени…

– Доброго дня, парни, – произнес Курт, наконец, непонимающе смотрящих на него бойцов и, помедлив, поправился: – Ну, не слишком доброе, правду сказать… Хотелось бы увидеться при других обстоятельствах.

Вопроса о том, какие же обстоятельства привели его сюда на сей раз, не прозвучало, лишь на миг заледенели взгляды, брошенные на кровавые пятна на его куртке.

– Майстер Гессе, – то ли уточнил, то ли ответно поприветствовал один из зондеров, переводя глаза с него на инструктора; Курт кивнул:

– Дюстерманн… верно?

– Да, майстер Гессе, Дитер фон Дюстерманн.

– И..?

– Уве Браун, – коротко представился второй. – Мы пересекались на том деле в Шёнингене.

– Как же, помню, – согласился Курт с усмешкой, – ликантроп… Правда, когда я прибыл, успел только к снятию показаний с пострадавших, посему «пересекались» будет и впрямь самым верным словом… Хорошая была работа. К сожалению, причина, по которой я пришел сюда, отстоит далеко от жажды предаться воспоминаниям.