Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
Взгляды пяти человек напротив сместились к двери. Взгляды заинтересованные… немного удивления… скрываемогоудивления – негоже зондеру, стальному парню с железными нервами изумленно пялиться, будь причиной нежданная новость, внезапная атака или боль… в одном из взглядов любопытство – Вальтер фон Майендорф, наверняка пытается оценить собрата по бывшему ремеслу…
Наигранного, неискреннего интереса не заметно ни в одном взгляде… никак не сказать, кто из них услышал то, что новостью для него не было…
– Господин барон здесь, – продолжил
Ожидание в глазах, внимание… вполне логичные и понятные… и снова – у всех одинаковые, ни один взгляд не загорелся интересом больше или меньше прочих…
– Вот уже два месяца здесь находится на обучении Его Высочество Фридрих фон Люксембург, – договорил Курт, и во взглядах напротив снова проснулось удивление; снова едва заметное и тщательно скрываемое. Но ни в одном – ни смятения, ни тревоги, даже тени беспокойства… – Об этом было известно, как вы понимаете, весьма ограниченному кругу лиц, – продолжил Курт, – и те из наших, кто знал о его прибытии заранее, сейчас представлены одним лишь Альфредом. К чему я сообщаю вам все эти подробности: сегодня, менее получаса назад, произошел неприятный инцидент. А именно – на наследника было совершено покушение.
Эмоция; наконец, хоть какая-то эмоция – мгновенная растерянность. Мелькнула на миг в глазах каждого… и исчезла… Ох, Альфред, многих бы тебе лет пожелалось, но сейчас так некстати эта твоя муштра… некстати тот жестокий отбор, который не дает угодить в зондергруппу всем подряд, а оставляет лишь тех, кто зевнет в ответ раззявившему пасть ликантропу, что уж им до инквизитора с вопросами…
– Удачное? – ровно поинтересовался фон Дюстерманн, и Курт качнул головой:
– К счастью, нет. Бог миловал. Правда, не помиловал одного из личных стражей Его Высочества. Сам наследник жив и даже здоров. А теперь самое неприятное, парни… Я не буду крутить, скажу прямо, дабы сберечь всем нам время. Посторонних в лагере нет. Думаю, вы поняли, что я хочу сказать.
– Что под подозрением мы? – спустя миг безмолвия уточнил Лауфер, и взгляды напротив потемнели.
– Есть, – отозвался Курт, – множество улик, указывающих на то, что действовал кто-то свой. Посему – да. Под подозрением и вы тоже. И сейчас мне надо знать, где, кто и с кем был утром и в особенности – последние полчаса. Думаю, это несложно выяснить, учитывая, что все вы друг у друга на глазах.
Молчание воцарилось снова, и на сей раз заминка была очевидной…
– Гм… Я бы так не сказал, майстер Гессе, – возразил, наконец, фон Майендорф. – По крайней мере, что касается нас троих.
– Почему?
– Я и Хельмут были на кухне.
– Отлично, – зло усмехнулся фон Редер.
– Я пропустил начало Апокалипсиса? – вопросил Курт, и, когда вопрос вполне ожидаемо остался без ответа, с нехорошим предчувствием уточнил: – На кухне вы были вместе?
– Нет, –
– Я помогал управляться с чисткой котлов. Прибирал трапезную.
– Карл, стало быть, оставался в комнате один, – подытожил Курт, – и вы двое какое-то время тоже были порознь, а что гораздо существенней – временами пропадали из поля зрения отца Георга… Ну, а вы, – обратясь к оставшимся, спросил он, уже предчувствуя ответ, – вы были вместе полчаса назад?
– В некотором роде, – откликнулся фон Дюстерманн. – Я спал.
– Спал, – повторил Курт. – Днем.
– Майстер Хауэр гонял нас ночью, – пояснил бывший бамбергский страж Браун. – Наши тренировки в последнее время всё больше проходят именно ночами. Как я понимаю теперь, чтобы мы не увидели на плацу лишнего… Сегодня мы закончили под утро. Я лег спать сразу после тренировки, Дитрих остался читать.
– Читать? – вытолкнул фон Редер сквозь неприязненно сжатые губы, и на нескрываемое удивление и недоверие в его голосе протеже трирского инквизитора отозвался с предельным хладнокровием:
– Фрейданк. «Bescheidenheit»[845]. Весьма поучительно.
Барон поморщился:
– Вот как. И часто боец зондергруппы жертвует сном в угоду книжной мудрости?
– Случается, – коротко ответил за соратника фон Майендорф.
– А у тебя какой виновник отнимает время?
– Томазин Циркларий. «Итальянский гость».
– А «Скакун» Гуго фон Тримберга?
– Не пришелся по душе, – невозмутимо отозвался бывший личный страж графа Чернина. – Автор слишком увлекается собственным слогом. Часто теряется логическая связка между общими сентенциями. Много эмоций и недостаток таланта, не говоря о банальности подхода.
– Вы удовлетворили свое художественное любопытство, господин барон? – осведомился Курт, не оборачиваясь, и, не услышав в ответ ни слова, кивнул: – Продолжим. Итак, Дитрих, ты спал. И оставался ли при этом Уве в комнате, не знаешь.
– Он был там, когда я засыпал. – В голосе зондера впервые что-то шелохнулось, и взгляд впервые едва заметно дрогнул, сместившись на товарища. – И он был, когда я проснулся.
– Чувство локтя – это хорошо, – вздохнул Курт. – Этому вас учили, благодаря этому группа выживает… Но сегодня от него придется отрешиться, парни. Мне крайне неприятно об этом думать, но придется подумать и вам: множество признаков указывают на то, что один из вас полчаса назад стрелял в наследника Империи, которую Конгрегация пытается выстроить вот уже более тридцати лет. И вряд ли это было сделано на спор, от скуки или потому, что Его Высочество отбил у покушавшегося возлюбленную. То есть, возможно, среди нас – предатель. Изменник. Человек, служащий тем, против кого Конгрегация призвана бороться. Тем, кто отнимает жизни, рушит Порядок и глумится над всем, созданным Господом. Тем, кто убивал ваших товарищей. Хочу, чтобы вы над этим задумались и отвечали на мои вопросы честно, прямо и без попыток выгородить. Это не гвоздь на стуле наставника, не уж, подброшенный в постель, не шалость, которую принято покрывать из чувства общности. Это – понятно?