Конкур со шпагой
Шрифт:
"Ну, ну", - внутренне подтолкнул я его.
– Она... скрылась из глаз...
Я вернулся в отдел. Яков уже был у себя.
– Ну, что?
Я вкратце рассказал ему о результатах поездки, подчеркнул, что пока не удалось выяснить, где был Павлик в тот вечер и с кем он дрался.
– Все-таки кое-что есть. Только уж больно противное.
– Ты просто боишься, что все это может дать очень неожиданные результаты.
– Не совсем так: скорее боюсь иметь те результаты, на которые рассчитывал в самом начале.
– Ну и разговорчик у нас!
– Да уж... Каково дело - таковы и
– Яков помолчал, поморщился.
– У меня тоже новости есть.
– Дурные, конечно?
– Как знать. Были мы с профессором в музее... Вот... Там ни сном, ни духом об этой шпаге никто не знает. И никто никаких работников на переговоры с профессором не уполномочивал.
– Вот и обо мне вспомнили, - издевательски-радостно приветствовал нас Егор Михайлович.
– Где-то вы бегаете, соколики? Покажитесь-ка, а то я уже вас в лицо не помню.
– Егор Михайлович, - обиделся Яков, - мы ж совсем недавно виделись у вас еще усы не отросли. Правда, уже заметно, что вы не бреетесь.
– Ну, ну, не зарывайтесь, товарищ Щитцов. Докладывайте ваши успехи.
Мы переглянулись.
Он выслушал нас, не перебивая, похвалил Яшкину папку. Заметил, что галстук надо перевязывать каждый день, а не делать на нем узел раз и навсегда, до помойки. На что Яков робко заметил, что зато он бреется каждый день, а иногда еще вечером.
– Не замечал, - сухо возразил Егор Михайлович.
– А вот то, что вяло работаете, заметил. Вас как учили? Вас учили последовательно, энергично отрабатывать версии, логически выстраивать цепь событий и делать выводы. А они у вас есть - версии и выводы? Ничего у вас пока нет. И не будет, если не возьметесь всерьез.
Отчитав нас, начальство круто переложило руль и бросилось нам на помощь.
– Обращаю ваше внимание на три факта. Первый - слишком много заинтересованных лиц. По списку, составленному профессором Пахомовым, шестьдесят человек. Так вам и надо. Побегайте, соколики! Если позволите, дам вам совет. Опросите в первую очередь тех, кто имел с профессором непосредственный контакт на известной нам почве, у кого могли "задрожать руки" при виде шпаги. Второй - пропажа футляра. Здесь или крайняя уверенность в безнаказанности, возможность действовать совершенно свободно, или что-то совсем другое, косвенное, не связанное с пропажей шпаги. Третий факт - резкий, немотивированный отказ Всеволожской показать шпагу... кому?
– невестке, золовке - не разбираюсь в них. Ну а то, что переговоры вели не музейные работники, это элементарно, это было ясно сразу. Только кто тут натемнил? Не профессор ли? Удивляюсь вам. Почему вы до сих пор не поинтересовались его командировкой? Тут вы наверняка найдете что-нибудь полезное. И вообще, разберитесь с ним поподробнее - что за личность этот профессор? Мне обидно, что вас не насторожили некоторые странные факты. Ясно вам?
– Вы очень понятно все объясняете, Егор Михайлович, - угодливо согласился Яков.
– Прямо, как в учебнике. Как Брокгауз и Ефрон.
– Я уже старый человек и то стараюсь избавляться от плохих привычек. Советую и тебе. Начни хотя бы с того, чтобы не хамить начальству. Видал, Оболенский, с кем приходится работать? А вообще, я вами доволен, опята. Результатов нет, но стиль вы взяли правильный. Для этого дела он самый подходящий. Ну а
Мы опять переглянулись. Что это - действительно похвала или кукиш в кармане?
– Ну, все на сегодня. Завтра жду вас с конкретным планом расследования: во-первых - "а", во-вторых - "б" и так далее.
Мы встали, пошли к двери. Я уверен, что и Яков тоже ждал удара в спину. Егор Михайлович любил дать "пинка" в профилактических целях. И дал:
– А, кстати, я не уверен - была ли вообще эта шпага? Все, все. До завтра.
Глава 3
Егор Михайлович обычно щадил наше самолюбие. Такой жестокий и коварный удар означал только одно: мы работаем по шаблону, начальство заметило наши грубые ошибки и хочет, чтобы мы сами их нашли и исправили. Короче, думайте, ребята, сильнее.
Яков достал два бутерброда, термос.
– Во дает дед! Может, и профессора Н. Пахомова не существует?
– Он заглянул в папку.
– Заявление на месте. Раз есть заявление - есть и заявитель, верно? Что он хотел сказать?
Я пожал плечами:
– Думай, Яшка, думай.
– Не буду!
– вдруг взвился он и забил копытами в воздухе.
– Я не могу думать на пустом месте! Сначала нужно что-то найти, узнать, а уж потом это обдумывать... Что же он все-таки имел в виду?
Я снял телефонную трубку.
– Ты кому?
– Витьке Линеву, - ответил я, набирая номер.
– Сейчас он скажет нам: "Что вы, милые, эта шпага есть прекрасная легенда. Из любви к искусству вы можете искать ее хоть всю жизнь, но..." Витек? Это Оболенский. Как жизнь? И у меня так же. Сможешь к нам заскочить? Очень важно. Именно ты. К двум? Хорошо, ждем тебя.
Виктор Линев - мой старинный приятель, школьный еще товарищ - работал реставратором (реконструктором, как он говорил) экспонатов в краеведческом музее, специализировался на старинном оружии, знал свое дело прекрасно и умел все: по одному колечку мог восстановить всю кольчугу, по ржавому обломку лезвия - меч, по куску тетивы - арбалет. Мы уже как-то раз пользовались его помощью.
Когда он приехал, мы, не объясняя сути дела, рассказали ему, как выглядит пропавшая шпага, и спросили, не слыхал ли он что-нибудь о ней раньше.
– Слыхал, - сказал Витька, и глаза его загорелись.
– По-моему, об этой шпаге упоминается в "Описи собрания оружия графа Шереметева", но не уверен. Я ее никогда не видел, но, судя по описанию, редкая, прекрасная вещь.
– А вообще ее кто-нибудь когда-нибудь видел?
– безнадежно спросил Яков.
Линев пожал плечами:
– Вполне возможно, что, кроме владельца, никто и никогда.
– Слушай, - напомнил я, - ты ведь знаешь коллекционеров оружия. С кем из них полезно будет поговорить об этой шпаге?
– Ты понимаешь, я сам не коллекционер - при моей работе скользко бы получалось: не всегда личные интересы совпадают с общественными, и поэтому связей с ними постоянных у меня нет - так, необходимые временные контакты. Потом вот что: почему вы хотите говорить именно с коллекционерами оружия? Ведь у них не всегда "узкая специализация", нередко они успешно совмещают самые разные интересы или имеют второстепенный "обменный фонд" для пополнения главной коллекции.