Конкур со шпагой
Шрифт:
Все шло совсем не так, как положено, - получался, по воле Всеволожской, какой-то своеобразный светский прием, причем нам отводилась роль чуть ли не бедных родственников, осмелившихся просить протекции и покровительства. Рассчитывать на взаимную симпатию друг к другу не приходилось.
Следом за нами в распахнутую дверь Глаша - видимо, домработница, ставшая с годами членом семьи, тоже высокая, но дородная, тяжелая, усатая старуха - вкатила сервировочный столик на деревянных колесах с резными спицами.
– Муж привез откуда-то, - небрежно
– Сейчас уже не помню, откуда именно. Он очень много за рубеж ездил. Прошу вас.
Мы с Яковом переглянулись. Надо было что-то делать, как-то ломать этот ненужный спектакль. Профессор вообще стушевался, забился в уголок под громадный зонтик торшера, испуганно выглядывал оттуда, как лягушонок из-под мухомора. Если говорила Всеволожская, он боязливо не отрывал от нее глаз, а когда мы с Яковом - морщился, щурился, дергал щекой, будто на лицо его садились мухи, и все время молчал.
Наконец, когда хозяйка, постукивая кончиком незажженной сигареты по краешку кофейного блюдца, строго взглянула на недогадливого Яшку и произнесла лениво: "Что привело вас ко мне, невоспитанные молодые люди?" тот не выдержал и, протягивая ей горящую спичку, сказал:
– Ираида Павловна, давайте во избежание ненужных осложнений сразу определим наши отношения и взаимные обязанности. Мы не напрашивались к вам в гости. Вы и профессор просите нашей помощи. С той минуты, как он передал свое заявление, мы исполняем служебный долг. Напомню, что теперь и вы, со своей стороны, имеете вполне определенные обязанности по отношению к закону. Будем вести себя в соответствии с этим.
Такой отповеди, судя по всему, Ираида Павловна давно не получала. На мгновение она растерялась. Я постарался помочь ей.
– Ираида Павловна, в вашем доме, судя по тому, что нам известно, совершена кража: согласитесь, пропажу такой ценной и редкой вещи иначе объяснить невозможно.
Получилось совсем уж никуда.
– В нашей семье, - раздельно четко произнесла Всеволожская, - никогда не было и не могло быть вора!
– Я этого и не утверждаю...
– Давайте к делу, - перебил меня Яков.
– Вспомните, кто мог знать, что шпага отдана вам на хранение, кто бывал у вас с этого момента, случались ли какие-то особые обстоятельства, удобные с точки зрения похитителя: пожар, ремонт, протечки, например, ваше долгое отсутствие. Вы поняли меня?
– Во-первых, я не говорила никому о том, что шпага находится у меня. Порой я и сама не помнила об этом. Недавние печальные события, - она потрогала уголком платка краешки глаз, - которым всего полгода...
Мы помолчали, вдова изящно пошмыгала носом, высморкалась.
– Значит, это известно было лишь вам?
– Знала, конечно, Глаша. Знали сын и его жена Елена. Но они живут отдельно. Сама я нигде не бываю, квартира поставлена на охрану, к тому же в ней всегда кто-нибудь есть: или я, или Глаша. Нас никто не навещает люди забывчивы. Раньше в нашем доме, когда был жив Мстислав, не умолкал телефон, всегда - с
Мне показалось, что она хочет сказать: а теперь, кроме таких вот посетителей, вроде вас, никого не дождешься.
– В общем, я даже не представляю, как могла пропасть эта злосчастная шпага. Даже если бы кто-то посторонний проник в квартиру, здесь нашлись бы вещи более ценные, - это она сказала с гордостью.
– Действительно, - согласился Яков, - в этой истории очень много непонятного.
– Он помолчал.
– Скажите, Ираида Павловна, сын, конечно, бывает у вас? Нам бы хотелось с ним побеседовать.
– Бывает. Не так часто, как хотелось бы одинокой, стареющей матери...
– Ясно.
– Нет, нет, он хорошо, заботливо относится ко мне. Раньше ему было трудно содержать семью и помогать матери. Теперь его дела значительно поправились, и он имеет возможность поддерживать меня материально - у него хорошая работа.
– Где они живут?
Она сказала адрес и обеспокоенно спросила:
– Надеюсь, вы имеете в виду круг его знакомых, а не его самого?
– Безусловно, - кивнул Яков.
– Покажите нам, пожалуйста, футляр от шпаги - она ведь, я понял, была в футляре?
– Глаша! Достань футляр от шпаги профессора. Он там же, на антресолях.
Я вышел в прихожую, прошел в коридор, где Глаша уже раздвигала стремянку, и предложил ей свою помощь.
– Ни к чему, - отрезала она, - сами пока справляемся. А чего у нас там сложено, никому не касаемо.
Ну и семейка, честное слово!
Глаша тяжело взобралась на лестницу, защелкала тугими шпингалетами, распахнула дверцы антресолей. Помолчала, что-то передвинула, чем-то загремела.
– Нету!
– злорадно крикнула она в глубину шкафа.
Ираида Павловна, профессор выскочили в коридор. Яков уже стоял за моей спиной.
– Чего нету? Глаша, ты что ищешь?
– Чего сказано - коробку от сабли вашей. Справа всегда лежала. Вчера я на нее зонтики зимние клала - сами наказывали. Теперь нету.
– Да чего нету?
– ломая руки, вскричала "графиня".
– Зонтиков?
– Коробки нету, - злым басом бухнула Глаша.
– Кто был у вас вчера?
– резко спросил Яков, задрав голову.
– Никто. Сами с хозяйкой в кино выходили. А гостей у нас после поминок и сороковин не бывало.
– Да, да, - подтвердила взволнованная новой неприятностью Ираида Павловна.
– Мы были в кино. Павлик достал нам билеты на премьеру.
– Он тоже ходил с вами?
– спросил я.
– Нет. Только дождался нас у кинотеатра и передал билеты. У него свои дела, свои интересы.
– Как сказали бы Брокгауз, Ефрон и Егор Михайлович, осмотр места происшествия может дать самые неожиданные результаты, - проворчал Яков, садясь в машину.
– Что и случилось. Твое мнение, Сергей?
– Не знаю, Яша, рано пока мнение иметь, тем более - высказывать.