Конкурс Мэйл.Ру
Шрифт:
Проснулся я рано, вставать не стал — было еще слишком тяжело, — потянулся за ноутбуком, который стоял около тахты и, не вылезая из постели, стал быстро перебирать юридические сайты — искать бесплатные консультации для бедных. К моему удивлению, такие еще оставались, правда, немного, я сформулировал те вопросы, которые у меня возникли по поводу того, что мне должно делать по завершении конкурса, и бросил их в эфир сразу по всем найденным адресам. Дожидаясь ответа, посмотрел рейтинг: с вечера он не изменился.
В почте прибавилось писем Цыпочки. Их было уже около 40, я открыл последнее, которое пришло несколько минут назад: «Да ответьте же скорее, у меня почти не осталось денег!» — было написано в записке. Я быстро проглядел несколько предыдущих писем. Цыпочка, на мою бедную голову, сбежала из дома, приехала автостопом в Питер и уже несколько дней ночевала в интернет-кафе, старательно избегая встреч с милицией
— Черт! Да что ж она, хоть бы парня какого подцепила! — подумал я, но понял, что это не выход для девчонки. Кратковременная связь не спасет ее. И кому нужна она — без денег, без жилья, без документов? Как только будут подведены итоги конкурса, никто не захочет нянчиться с 16-летней девчонкой, которой грозит высшая мера наказания. Будет ли приравниваться помощь ей к укрывательству преступника? — пожалуй, что да.
Что делать мне с ней? В моем доме девчонка пропадет однозначно. Какое бы место из первых трех я ни занял, Цыпочкино присутствие будет обнаружено. И участь ее будет так же предрешена, как если бы она оставалась у себя дома. Я сквозь зубы тихо ругнулся и разбудил Дашку. В конце концов, не могу без ее совета давать я домашний адрес невесть кому. Впрочем, похоже, что те, от кого я свой адрес старательно скрывал, знали его не хуже, чем я. Посоветовавшись с женой, я отослал Цыпочке записку — приходи, мол, поговорим, но помощь, сразу учти, обеспечить не сможем…
Ответа из юридических консультаций все не было. Я не стал выключать ноутбук, положил его между собой и Длинноухим. Попросил Дашку принести мне телефон. Пока она хозяйничала на кухне, я позвонил в храм, чтобы предупредить, что не смогу придти на службу. Все-таки, двунадесятый праздник — Крестовоздвижение — надо было отметиться. Еще я хотел заказать панихиду по Ветру, сегодня был девятый день с его гибели. Всего только девятый день, а мне казалось — прошла целая вечность. К телефону, однако, никто не подошел. Я посмотрел на часы, служба должна уже была скоро начаться. Я набрал номер мобильного отца Иллариона, но опять никто не ответил. И диакон Сергий, к которому я попытался пробиться, молчал. Лишь на последний звонок — свечнице Маше — трубку подняли. Маша сказала, что храм заперт — вчера по дороге со службы был убит неизвестными людьми отец Илларион, диакон Сергий ни свет, ни заря отправился в Лавру, он должен сегодня пройти хиротонию, чтобы занять место отца Иллариона. «Не хочешь ли ты пойти в диаконы?» — спросила Маша. «Потом, сейчас никак не могу», — отговорился я, не желая объяснять, что со мной тоже далеко не все в порядке. Смерть отца Иллариона уже не потрясла меня, похоже, я очерствел, начал становиться равнодушным. Мне это очень не понравилось. Очень вдруг захотелось спать, я начал судорожно зевать, но тут заметил боковым зрением, что на экране монитора высветилась какая-то надпись. Я положил ноутбук на колени. Ну что ж, одна из юридических консультаций откликнулась. Вести, однако, были неутешительные. Помочь мне никто не мог, проходящие через конкурс Мэйл.Ру не обеспечивались защитой адвокатов, это не было предусмотрено в процедуре ареста. Правоохранительные органы могли распоряжаться моей судьбой по своему усмотрению. Без суда, без следствия, без протокола… Вот те и демократия, вопли о которой слышались даже из выключенного телевизора.
Раздался телефонный звонок. Я снял трубку, но никто не ответил. Положил ее и, позвав Дашку, рассказал, что отца Иллариона убили. Она тихо ахнула, но ничего не сказала. Дашка, когда надо, умеет себя сдерживать. Нервы ее были, конечно, тоже на пределе, но, похоже, все эти дни она морально готовилась к тому, что нас неизбежно ждало. Я попросил ее перенести на тахту Цыпленка и начал играть с малышом. Проснувшийся Длинноухий, с заспанным видом, сидел рядышком, прижавшись ко мне, и не хотел уходить, даже когда Дашка позвала его завтракать. Так вот и завтракали мы всей семьей — прямо почти как на пикнике — сидя кружком на тахте и скрестив ноги по-турецки. Один только Цыпленок радовался и баловался, понравилась ему такая вот необычная трапеза.
Как только завтрак закончился, раздался звонок в дверь и одновременно опять заверещал телефон. Я снял трубку. На том конце провода молчали. Я вспомнил, что телефон недавно оплатил. Может, перебои на станции? Что там в городе творится? Хорошо бы все-таки встать и посмотреть новости.
Дашка ввела в комнату незнакомую мне девчонку. Выглядела она как здоровая кобыла, на все двадцать пять. Правда, все они, акселератки, теперь так выглядят, как взрослые женщины. Вид у девчонки был потрепанный. Она сказала, что зовут ее Света, вела себя очень суетливо, все время извинялась, говорила, что не будет нам мешать, станет помогать по хозяйству, клялась, что будет работать, а есть очень мало, и спать она может на полу. Только спасите, только помогите. Дашка выразительно посмотрела на меня и сказала, что прежде всего надо принять ванну и позавтракать. А все разговоры мы будем разговаривать потом.
Пока Цыпочка принимала ванну, мы обсудили с Дашкой, что будем делать с ней. Если она займет первое место, скрыть ее не удастся, если только Фея не подкинет деньжат, но куда? куда нам ее отправить? И если ее не найдут, то, значит, скорее всего, на смерть придется идти мне. Если же первое место займу я, есть шанс, что удастся выдать Цыпочку приехавшей на каникулы родственницей Дашки, вряд ли кто ею заинтересуется. Как ей жить дальше у нас? Меня очень беспокоило, что если меня убьют, то Дашка останется опекающей человека, который будет разыскиваться всеми правдами и неправдами. Можно попробовать договориться, что она будет жить при храме. Опасно для храма, опасно для девчонки, но все же лучше, чем так, как сейчас. Очень меня пугало, что Дашка, если Цыпочка займет первое место, ради моего спасения, сорвется и выдаст ее, но тут я ничего не мог поделать, кроме как молиться и ждать. И если честно, в глубине души я сам немного надеялся именно на такой исход. Чувствовал себя при этом последней сволочью, но надеялся. Усилием воли я погасил эту мысль и стал обдумывать, как буду объяснять диакону Сергию… нет, уже не диакону — иерею Сергию — необходимость укрыть Цыпочку.
И тут снова раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос произнес:
— Никуда не уходите, — и дал отбой. Мне стало не по себе и очень захотелось куда-нибудь уйти. Но было некуда. Похоже, в игру моей судьбы пытался вплестись еще какой-то узор, но что это за узор — я не знал. Или это было просто совпадение?
ЧАСТЬ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
28 сентября. Среда. Два дня до завершения конкурса.
Христианину должно память смертную хранить в уме. В общем-то, это правильно: если в тебе живо понимание преходящести жизни сей, ты будешь невольно ориентироваться на будущую, а значит, станешь следить за своими поступками и помыслами — такова элементарная самодисциплина сознания. Я никогда не избегал мыслей о смерти, не слишком ее боялся, но сам момент перехода из одного мира в другой вызывал во мне подсознательную реакцию отторжения, мне не хотелось думать об этом — все равно когда-нибудь придет, а на все случаи жизни соломку не подстелешь. Нет гарантии, что умрешь достойно, но надо постараться, а терзать себя мыслями — как это оно будет происходить, зачем оно надо? — успеется. Впрочем, теперь уже время поджимало, пора было и думать, и готовиться, но я не успел. Я умер.
Я вылетел из тела, и почувствовав необычайную легкость, взмыл под потолок. Осмотрел внимательно лежащее внизу собственное тело, прикорнувшего вплотную ко мне Длинноухого, Дашку — отсюда она казалась слабой и беззащитной, и какой-то немного чужой. Цыпленок беспокойно ворочался в своей кроватке. Я вспомнил о гостье и тут же очутился в соседней комнате — надо же, не надо было думать о том, как преодолеть стену, оно само как-то получилось. Цыпочка спала на надувном матрасе, который хранился у нас для редких гостей и летних поездок за город. Интересно, можно ли слетать вот так же быстро в Париж? — возникла во мне вдруг мысль, но, вероятно, в Париж мне дорога была заказана, я по-прежнему находился в пределах собственной квартиры, по которой, впрочем, мог совершенно свободно перемещаться, не замечая дверей и стен. А в Дивеево? Нет, всё то же. Почему, интересно, за мной никто не пришел? Должны же быть рядом Ангел-Хранитель и Встречный Ангел. Где они? Кажется, мне придется разведать дорогу на тот свет самому.
Стоило мне это подумать, как я очутился в огромной вытяжной трубе, в конце которой маячил свет. Да-да-да, всё так, как тысячу раз описано. Но где же мытарства, или они потом будут? Почему я так невнимательно следил за последовательностью того, что видит умерший, когда читал книги? Меня, как через шланг пылесоса, тянуло на выход, к свету, и когда я вынырнул, то очень удивился. Не таким представлял я себе Рай, будучи взрослым человеком. Все слишком буквально воспроизводило картинки, запечатлевшиеся в сознании с Воскресной школы, все было — как в детской Библии. Светящийся высокий забор, уходящий в обе стороны в бесконечность. Маленький старичок с добрым лицом и длинной седой, как у деда Мороза, бородой, в белой одежде, сидел у ворот со связкой ключей на поясе. «Апостол Петр», — догадался я и подлетел к нему поближе. Апостол читал толстую книгу и, слюнявя толстые пальцы, переворачивал страницы. Он не обратил на меня ни малейшего внимания. Я подождал, затем придвинулся ближе. У самых ворот я почувствовал, что меня неудержимо тянет пролететь сквозь них, но что-то останавливало, какая-то невидимая преграда как будто стояла передо мной.