Консерватизм в прошлом и настоящем

Рахшмир Павел Юхимович

Упоминавшийся выше А. Молер, который одно время был секретарем Э. Юнгера, а затем входил в «мозговой трест» Ф.-Й. Штрауса, решительно обрушился в начале 70-х годов на либеральный консерватизм и его символ — Э. Берка. Это было одним из симптомов окончания периода приспособления в эволюции западногерманского консерватизма. «Ничего не имею против Берка, — оговаривался на всякий случай А. Молер, — этот консервативный классик был великим человеком. Но сегодня им злоупотребляют люди, которые пытаются абсолютизировать представленную им историческую форму консерватизма». Это, по мнению Молера, чрезвычайно опасно, так как «грозит удушением всякой соответствующей нашей ситуации иной формы консерватизма»^{240}. Более того, если считать либеральный консерватизм единственно возможной формой консерватизма, то иные его формы могут показаться «реакцией, диктатурой, фашизмом»^{241}. Нельзя допустить того, чтобы консерваторов затолкали в «загон» либерального консерватизма. Э. Берк олицетворял специфическую английскую форму консерватизма, придерживаться ее в условиях ФРГ, когда у власти находилось правительство Брандта — Шееля (1969–1974), означало бы, на взгляд Молера, капитуляцию. В конечном счете он подводит к мысли, что эффективным может быть лишь обновленный вариант «консервативной революции» в традиции А. Мёллера ван ден Брука и Э. Юнгера.

Весьма затяжным оказался процесс адаптации к послевоенному миру и у французских консервативных сил. Они не смогли выдвинуть какую-либо соответствующую духу времени собственную альтернативу и на всем протяжении IV Республики (1946–1958) продолжали держаться за старые социально-экономические и политические принципы, противясь даже буржуазно-реформистским тенденциям. Первоначально оплотом традиционного консерватизма являлась Республиканская партия свободы, которую поддерживали группировки так называемых независимых. Затем после их объединения возник Центр независимых и крестьян (ЦНК). Силу этой партии придавала поддержка значительной части буржуазии, не желавшей перестраиваться на новый государственно-монополистический лад. Ее сопротивление «дирижизму», т. е. государственному вмешательству, объяснялось не только психологическими мотивами, но и не лишенными оснований опасениями, что рычаги государственной власти могут оказаться в руках левых сил. Тем более что во Франции имелся недавний опыт пребывания коммунистов в правительстве, национализации, имевшей более демократический характер, чем в Англии. Поэтому «независимые» блокировали реформистские инициативы, от кого бы они ни исходили, в том числе и либерально-реформистский эксперимент П. Мендес-Франса. Их лидеры были поглощены чисто тактическими, сиюминутными проблемами, главным образом всякого рода комбинациями и сделками, обеспечивавшими их министерские портфели. «Независимые» не желали сковывать себя какими-то жесткими установками, которые могли бы стать препятствием для беспринципных сделок. С режимом IV Республики, на их взгляд, слишком демократичным, они так и не примирились полностью и способствовали его падению.

Только в рамках голлизма стал формироваться реформистский консерватизм, в той или иной мере учитывающий реальности эпохи. Голлизм как конгломерат различных течений правых сил не поддается однозначной оценке. Подобно бонапартизму он охватывал широкий политический спектр, не укладывавшийся в границах консерватизма. Отмечая многообразие, многоликость голлизма, видный французский историк Р. Ремон считал, что это явление колебалось в диапазоне между орлеанской и бонапартистской традициями^{242}. Практически это означает, что голлизм вобрал в себя тенденции от праволиберальной до правоконсервативной включительно. Как раз буржуазный реформизм был одним из главных связующих элементов довольно пестрого голлистского лагеря^{243}. Не только собственно голлистская партия, но и примкнувшие к ней «независимые», лидером которых стал В. Жискар д’Эстен, вступили на этот путь.

После ухода де Голля с политической арены в 1969 г. в голлистском лагере усилилась внутренняя борьба, усугубилась дифференциация между различными консервативными течениями. В результате сложной идейно-политической эволюции более четко вырисовались контуры консерватизма либерально-реформистского и традиционалистского (в современном смысле) типа.

Сборным пунктом умеренных консерваторов и правых либералов явился Союз за французскую демократию, основанный в 1978 г. сторонниками тогдашнего президента В. Жискар д’Эстена. Как и многие американские неоконсерваторы, представители этих кругов нередко предпочитают именовать себя либералами. В данном случае, признает французский политолог Ж.-К. Колльяр, слово «либерализм» используется как заменитель понятия «консерватизм», чтобы подчеркнуть стремление свести к строго ограниченному минимуму роль государства^{244}. Показательно совпадение характеристик, данных Жискар д’Эстену его другом, социал-демократом, бывшим канцлером ФРГ Г. Шмидтом, и соперником, оппонентом справа, Ж. Шираком. Отмечая свою духовную близость к Жискар д’Эстену, Г. Шмидт говорил: «Он — либеральный консерватор, а я — консервативный социал-демократ»^{245}.

Жискар д’Эстен не ограничился практической модернизацией политической линии, но и подвел под нее идейную базу, которая совершенно отсутствовала у его предшественников — «независимых». Такой идейной основой стала его книга «Французская демократия», выдержанная в духе реформистского консерватизма с учетом голлистского опыта. Отвергая «дирижизм» голлистского периода, Жискар д’Эстен не высказывается в ней за резкое свертывание государственного вмешательства. «Совершенно очевидно, — подчеркивает он, — что нельзя помышлять об ограничении государства лишь теми функциями, которые когда-то входили в королевские прерогативы: оборона, правосудие и выпуск денег. Все крупные социальные задачи — просвещение, здравоохранение, деловая жизнь, а также промышленное и сельскохозяйственное развитие требуют определенного вмешательства или участия государства в той или иной форме»^{246}. Если де Голль делал упор на форсированное индустриальное развитие за счет социальной политики, то Жискар д’Эстен, наученный опытом майских событий 1968 г., видит необходимость участия государства в социальных процессах, с тем чтобы избегать классовых конфликтов.

Современный вариант консерватизма традиционалистского типа во Франции многие ученые и публицисты видят в ОПР (Объединение в поддержку республики) и его лидере Ж. Шираке. С одной стороны, ОПР выступает за максимальное использование достижений НТР, а с другой — за «традиционные ценности». Иными словами, экономическая программа, обращенная в будущее, сочетается с воззрениями, обращенными в прошлое. По отношению к левым силам Ширак и его партия занимают позицию бескомпромиссной конфронтации. Не случайно известный американский консервативный публицист К. Филлипс помещает «французских голлистов Жака Ширака» в одном ряду с рейгановским консерватизмом, политической командой Маргарет Тэтчер и сторонниками Франца-Йозефа Штрауса^{247}.

* * *

Как мы видели, уже к началу 70-х годов в лагере консерваторов наметился переход от политики приспособления к наступательной стратегии. В процессе этого перехода началась новая смена декораций: реформистский консерватизм стал отходить на второй план; соответственно начала все очевиднее возрастать роль правого консерватизма традиционалистского типа. Все это сопровождалось усилением активности консерваторов-экстремистов и правых радикалов.

Глава 4. КОНСЕРВАТИЗМ В ПРЕДДВЕРИИ XXI В

Новые импульсы консерватизму, как теории и практике, были даны очередным зигзагом в развитии капитализма. В середине 70-х годов буржуазное общество вступило в полосу нового обострения общего кризиса капитализма. Резко ухудшилась ситуация в экономической сфере: замедлились темпы роста производства, циклические кризисы стали протекать значительно острее, чем в предыдущие десятилетия, резко обострилась конкурентная борьба на мировых рынках, значительно выросли бюджетные дефициты и размеры международной задолженности, нарушилась устойчивость финансовой системы как на национальном, так и на международном уровне. Ускорившаяся в этих условиях технологическая перестройка производственных механизмов повлекла за собой быстрое увеличение массовой безработицы^{248}.

Под влиянием подобного развития усилились сдвиги в социальной структуре общества. Их крайне болезненные формы были усугублены политикой господствующего класса, который попытался использовать сложившуюся обстановку для того, чтобы забрать обратно многие из уступок, сделанных под давлением рабочего класса в предшествующие десятилетия.

Результатом всего этого было, с одной стороны, обострение социальной напряженности, углубление общественно-политической дифференциации в странах развитого капитализма, а с другой — растерянность и дезориентация значительной части населения, потерявшей веру в «старых богов». Тем самым возникли благоприятные условия для оживления консерватизма.

От «консервативной волны»

к сдвигам в идеологических структурах

Первые признаки оживления консерватизма появились еще до того, как обострение экономических и социальных противоречий в зоне развитого капитализма стало непреложным фактом. Подобное опережение вполне объяснимо. Абстрактное осмысление действительности нередко обгоняет ее реальное движение, ибо может опереться на только что наметившиеся тенденции, которые станут господствующими лишь впоследствии. В данном же случае существовал дополнительный стимулятор, способствовавший активизации консервативной мысли. Им был быстрый подъем, а затем не менее стремительный крах левого радикализма, наиболее четко выразившегося в молодежных, прежде всего студенческих, волнениях конца 60-х — начала 70-х годов. Разочарование в леворадикальных идеях, страх перед эксцессами ультралевых удобрили почву для охранительских взглядов. В рядах властителей дум буржуазного общества наметилась тенденция к смене вех. Интеллектуалы, провозглашавшие себя одни ярко-красными, другие — бледно-розовыми, стали облачаться в черные одежды. Переход с левых позиций на правые перестал быть исключением. Проявившиеся при этом различия состояли лишь в том, что в одних случаях этот переход совершался быстро и до конца, а в других — замедленно и частично.