Консорциум
Шрифт:
Он не собирался угощать себя утешениями. Отошел от окна, сел в кресло, постарался сосредоточиться по полной. Будущее нехотя обозначилось в тумане неведения, что-то начало проявляться, какие-то силуэты… но тут же старик ощутил, как он катастрофически теряет силы, как затрепыхалось, прося пощады, его сердце… и он вынужден был прекратить. Видения исчезли, ночная тьма вновь обступила его.
Время увязло в этой тьме. Никонов понимал, что идет глубокая ночь, возможно, скоро начнет светать… Понимал, что надо спать, силы понадобятся — но так не хотелось вставать, двигаться, вообще ничего не хотелось, даже думать.
Старался двигаться как можно тише, но жена все-таки проснулась.
— Что не спишь? — спросила она шепотом.
— Да так что-то, — тоже тихонько ответил он. — Все, ложусь.
Уже лежа он думал о том, что супруга все знает, наверное, но ничего не скажет и не спросит — выучка обкомовской жены… По-честному было бы надо рассказать ей все, но не теперь, даже и не завтра. Придет время, расскажу. А пока надо пережить самое тяжелое.
Под такие мысли он и заснул.
Проснулся гораздо позже обычного, и не сказать, что совсем разбитым, но без привычного чувства, с которым Геннадий Тихонович вскакивал по утрам, горя желанием изменить мир. Мир не изменился. Вернее, изменился, но не так, как хотелось. Хотелось в лучшую сторону, а он изменился в худшую.
Кое-как Никонов все же встал. Тоска тоской, а дело делом. Сейчас пойдут звонки, суета, события закрутятся вихрем… Большинство вопросов Никонов решал во время ежедневной утренней прогулки — как раз ее время подступило. Он заставил себя поскорее умыться, одеться, а на немой вопрос жены ответил:
— После позавтракаю. Моцион — дело святое, регулярность превыше всего.
Геннадий Тихонович собрался позвонить Рябко сразу, как выйдет из подъезда, но уже на лестнице ощутил нехорошее предчувствие, более чем знакомое — и опять же никаких сомнений в его точности.
— Ч-черт… — поспешно пробормотал он, полез за мобильником, но тот опередил его, разразившись пронзительной трелью.
Звонил не Рябко — но другой из ближнего круга.
— Геннадий Тихонович!.. — заголосил он.
— Спокойнее, — предупредил Никонов. — Кратко и по существу.
Тот постарался, и в общем-то, с задачей справился. Геннадий Тихонович узнал, что по случаю вчерашней перестрелки возбуждено дело, ведутся следственные действия, информация отслеживается…
— Хорошо, — ответил Никонов. — Старайся держать руку на пульсе.
Он отключился, попробовал соединиться с Андреем, но услышал: «абонент недоступен».
Это было плохо. Очень плохо. Собственно, этого не могло быть — чтобы Рябко вдруг отключился. Никонов перебрал номер вручную… результат тот же. Он позвонил еще одному:
— Здравствуй. Ты сегодня с Рябко не созванивался?.. Да, звонил, недоступен… Странно — не то слово. Вот что! Попробуй-ка ты, потом перезвонишь мне. Я жду.
Никонов говорил это, а в глубине души уже знал, что произошло непоправимое. И через минуту его последний абонент перезвонил: Рябко не отозвался.
— Что делать, Геннадий Тихонович?.. — по тону ясно, что человек сильно взволнован.
По правде говоря, Геннадий Тихонович сам не знал, что делать. Но по опыту, во-первых он знал, что так говорить нельзя, а во-вторых — что безвыходных ситуаций не бывает. Поэтому через секунды он сложил ответ:
— Пока ничего. Жди. Я работаю.
Сказать-то легко, попробуй сделай… Похоже, что ТЕ ударились ва-банк, не сознавая всех последствий этого. А последствия будут, ох и будут…
Никонов неторопливо шагал привычным маршрутом. Со стороны взглянуть — прогуливается пенсионер, в памяти пережевывает что-нибудь из прошлого. А мысль Геннадия Тихоновича работала не с прошлым, но с будущим. Он старался вглядеться в него, получалось не все, но он видел, куда это все клонится…
Завтрак ожидал его в лучшем виде — кофе, горячие бутерброды. Супруга сидела рядом, смотрела, молчала, и он знал, что она чувствует его настроение, но сама ни за что не спросит — такой уж порядок отношений сложился у них за много лет. Геннадий Тихонович решил, что не по-людски будет мытарить жену неведением, улыбнулся и сказал:
— Пока гулял — обзвонились все по делам Общества. Ну, ты понимаешь…
Геннадий Тихонович состоял одним из виднейших членов Общества ветеранов государственной службы, коему как бы и посвящал почти все время. Старики и там не оставили давних привычек, интриговали, склочничали — ничего от того не имея, просто из любви к искусству… Супруги немного и привычно посмеялись над этим, и завтрак прошел дружно и приветливо, тоже впрочем, как всегда. Геннадий Тихонович завершил трапезу законным «спасибо», направился в кабинет, и тут его застиг телефонный звонок.
— Кто это? — удивилась жена.
— Не знаю, — недоуменно ответил и супруг.
Он подошел к аппарату, снял трубку:
— Да!
И жена видела, как от не слышимых ею слов лицо и взгляд мужа твердеют, приобретая то выражение, какого она иной раз даже побаивалась.
— Так, — сказал Никонов, выслушав. — Ясно. Немедленно ко мне. Немедленно! И будьте очень осторожны. Действуйте!
По правде сказать, никаких таких предчувствий до сих пор Макс за собой не замечал. А тут вдруг обострилось — при том, что он не мог объяснить механику его работы. Просто вдруг понял, что у Рябко дела плохи — и все тут.
И значит, единственной зацепкой, способной помочь, становился незнакомый, ни разу не виданный Геннадий Никонов.
Дима смотрел на Максима, и у него шла своя работа мысли. И Полканов угадал это, и впервые мелькнуло у него, что Дима-то, возможно, знает о завернувшихся вокруг событиях побольше, чем говорит… Но долго думать об этом было некогда.
— Я звоню, — заявил он.
— Звони, — Дима пожал плечами.
Он в самом деле смотрел на товарища, на ситуацию в целом и видел то, о чем пока помалкивал. А кроме того, он сопоставил происходящее с рассказом Рябко… и сделал серьезные выводы.
И пока Максим набирал номер, пока говорил, слушал и вновь говорил — Дима смотрел и размышлял и все более укреплялся в верности своих догадок.
Полканов отговорил и отключился. На немой вопрос Кольцова ответил кратко, но исчерпывающе:
— Просит срочно к нему. Там все объяснит.
Дима хмыкнул:
— Нам вот уже второй день обещают все объяснить…
— Есть варианты? — жестко спросил Макс.
— Да нет, это я так, — Дима усмехнулся. — Едем.
Поехали.
На подходе к дому функционера Максим ощутил что-то… сам не понял, что. Как будто чье-то присутствие, что ли. Но он еще не умел разбираться в этом.