Конструктор
Шрифт:
В университете заниматься книгой не получалось, да и еще больше плодить завистников не хотелось, поэтому занимался этим дома и даже иногда у Люды в гостях. Она по мере сил старалась мне помочь, изучая техническую литературу, что мне выдал по моей просьбе Петр Ионович, выбирая наиболее удачные чертежи и фотографии. Особенно фотографии — по ним привлеченный художник должен будет нарисовать картинки для книги.
В один из таких дней нас застал Илья Романович.
— Новую книгу создаете? — весело прокомментировал он нашу работу. — Эх, жаль, не заработаешь ты на этом. Работы много, а гонорара тебе не светит.
Я
— Да нет, не в этом дело, — отмахнулся Илья Романович. — Писателям платят за авторский лист текста. А у тебя тут текста — кот наплакал. И картинки ты не сам рисуешь, иначе как художник мог бы что-то получить. Да и сам текст — он ведь не твой. Ты просто берешь уже готовый и ужимаешь его, делая короткие пояснительные заметки. В итоге труд получается колоссальный, но по закону — ничего нового ты не создаешь, а значит и платить тебе не за что.
Я огорчился. Но с другой стороны, хорошо хоть изначально не рассчитывал на оплату, преследуя иные цели. Вон, уже премию получил, да еще и самую престижную! Ее и писателям выдают. Я помню, как со мной, а одном ряду стоял мужчина, написавший пятьдесят книг на казахском языке, за что и получил премию. Так что в этом плане я не уникален.
— Хмм… ну, тут он прав, — задумчиво сказал я себе под нос, читая стенограмму выступления товарища Сталина на Пленуме Центрального Комитета, прошедшего 9 июля.
Мое замечание относилось к словам Сталина о том, откуда взялись средства для промышленной революции у Великобритании и других капиталистических стран и почему нам этот путь закрыт.
В качестве иллюстрации слов Иосифа Виссарионовича рядом располагалась картинка, где была изображена карта мира. На ней вместо британского острова находился спрут с кровожадным оскалом, протянувший свои щупальца к большей части мира. Так художник изобразил «индустриализацию Англии за счет ограбления других стран».
Сам Пленум шел уже шестой день. Начался он четвертого числа и должен был закончиться двенадцатого. На нем обсуждалось будущее экономическое развитие СССР. В оппозицию Сталину выступали Сокольников и Осинский. Смысл дискуссии был в том, что Осинский с Сокольниковым предлагали делать закупки продовольствия у крестьян по «справедливым» ценам. Выровнять материальное положение рабочих и крестьян. Убрать налоговые «ножницы», как это сейчас называлось. Когда продовольствие покупалось по заниженным ценам, а промышленные товары отпускались по завышенной цене. Сталин наоборот, предлагал ужесточить эту меру.
«С крестьянством у нас обстоит дело в данном случае таким образом: оно платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары от промышленности — это во-первых, и недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты — это во-вторых. Это есть добавочный налог на крестьянство в интересах подъема индустрии, обслуживающей всю страну, в том числе крестьянство. Это есть нечто вроде „дани“, нечто вроде сверхналога, который мы вынуждены брать временно для того, чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии, обеспечить индустрию для всей страны, поднять дальше благосостояние деревни и потом уничтожить вовсе этот добавочный налог, эти „ножницы“ между городом и деревней».
— Откровенно, — хмыкнул я, прочитав пассаж про «дань».
У меня самого были противоречивые чувства от речи Сталина. С одной стороны он указывал на то, что ни выкачивать ресурсы из других стран мы не можем, как Великобритания или Франция, — это противоречит нашей идеологии. Ни кредитов взять для вливания в экономику мы не способны, как это получилось у Германии — ее «кредитом» стала пятимиллиардная контрибуция от Франции. Нам просто никто не хотел занимать. Оставалось изыскивать внутренние резервы. И таким резервом Иосиф Виссарионович видел крестьянство и фактически его ограбление. Да, он называл это вынужденным шагом, подвигом, который должны совершить люди…
— Легко говорить о подвиге, когда его делать не тебе, — едко заметил я, дойдя до подобных слов в речи Сталина.
Но все же он был прав — кто-то должен чем-то пожертвовать. Из воздуха деньги не возьмутся. Ложкой меда в этой бочке дегтя было то, что Сталин обещал ежегодно снижать нагрузку с крестьян по мере улучшения жизни в стране. В нарисованной им картинке крестьяне должны почти все вначале отдать рабочим. Те взамен произведут много тракторов, сеялок и иного промышленного оборудования, нужного на селе. Это оборудование позволит увеличить количество обрабатываемой земли и повысить урожайность. Часть урожая будет оставлена в стране, для улучшения продуктовой корзины, часть — продана заграницу для закупки более совершенных станков. В итоге уже через год можно будет понизить немного налоговое бремя для крестьян. И так из года в год, в конечном счете выровняв условия жизни для рабочих и крестьян. Но чтобы от использования тракторов и сеялок был толк, необходима коллективизация. Потому что частнику это оборудование мало что не по карману, так и просто не нужно — не с той площадью, что он имеет в собственности. А если позволить ему иметь больше, то частник уже превратится в буржуя, что противоречит идеологии нашей страны.
Так «красиво» Сталин подвел свою речь к упору на классовую борьбу с кулаками и «новыми помещиками».
Читая его речь, мне невольно вспоминалось, как оплевывали в моем прошлом мире проведенную «коллективизацию». Со смаком упоминали перегибы, как народ страдал от нее, какое горе она принесла людям. И вот из-за этого у меня и были противоречивые чувства. Вроде читаешь речь — все правильно, логично, по-другому поступишь и привет — назад к помещикам и крепостным. Но как оно будет на самом деле?
Тут еще отец вернулся с работы, подлив масла в огонь моих сомнений.
— Ты чего такой мрачный? — заметил я, как он угрюмо скинул сапоги и, не здороваясь, прошел на кухню.
— Помнишь Акинфея, что с нами в бараке жил? — в ответ спросил он меня.
— Ну да.
— Он на лесопилку перешел, бревна там в доски распускают.
— И?
— И то! — рыкнул отец. — Как в прошлом году на переход семичасовой объявили, их директор еще досрочно «на инициативе» провел его. В итоге производительность упала, из-за чего им сначала зарплату урезали — мол, работать хуже стали, а сейчас и вовсе — штрафы пошли, да дополнительно заставляют оставаться. И никто эти часы не оплачивает!