Контактная лингвистика

Хапилина Елена Владимировна

Книжное заимствование – слово или выражение, проникшее в данный язык через литературу; эти заимствования отличаются стилистической окраской книжной речи [Ахманова 1969: 151]. Книжные заимствования ближе к оригиналу и по значению, и по облику, однако труднее усваиваются языком, сохраняя некоторые черты, чуждые его фонетике и грамматике.

По способу проникновения в язык заимствования могут быть непосредственными и опосредованными.

Непосредственные заимствования – это иноязычные слова, переходящие из одного языка в другой в результате взаимодействия двух народов через устную или письменную речь. Опосредованные заимствования –

заимствования, производящиеся через какой-либо третий язык. Это положение справедливо, в частности, в отношении англицизмов во французском языке Африки. АЯ содержит достаточное количество иностранных слов, в связи с чем англицизмы являются этимологически гетерогенными системами в языках-реципиентах. Важно учитывать этот факт, а также траекторию заимствования при определении языка происхождения и языка-донора. Особо интересный случай представляют собой двойные заимствования. В ряде случаев то, что во ФЯ с первого взгляда представляется заимствованиями из английского, может оказаться отнюдь не заимствованием, а сохранением старых французских слов, которые, перейдя в свое время в АЯ, существовали в нем и сохранились до нашего времени. Это англицизмы, имеющие исконно французское происхождение, т. е. заимствованные из ФЯ английским континентальным языком в предшествующие исторические эпохи.

Ассимиляция заимствований. Заимствующий язык активно усваивает чужое слово. В большинстве случаев заимствование приспосабливается к системе языка-реципиента, что отражается как на его форме, так и на содержании [Ajiboye 1998: 15].

По мнению Ю.С. Маслова, «заимствование есть активный процесс: заимствующий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе переделывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений» [Маслов 1998: 202]. Чужое слово усваивается не механически, а меняется и, претерпевая значительные фонетические, грамматические и семантические изменения, становится частью языка-реципиента. В свою очередь, Н.Б. Мечковская немаловажным считает тот факт, что именно с фонетико-морфологическими трудностями принятия чужого слова связаны внутриязыковые ограничения заимствования [Мечковская 2001: 111], а В.И. Беликов и Л.П. Крысин подчинение (хотя бы частично) фонетике и грамматике заимствующего языка считают основным показателем «включения» слова в словарь языка-реципиента [см. Беликов, Крысин 2001: 30].

В отношении вопроса вхождения заимствованных слов в систему языка Ж. Хамерс констатирует, что «адаптация к принимающему языку происходит как минимум в фонологическом и фонетическом плане» [Hamers 1997: 137]. А Р. Салах-Эддин подчеркивает, что системы языка-источника и языка-реципиента часто имеют значительные различия и поэтому при переходе слов из одного языка в другой их адаптация к нормам произношения и функционирования в принимающем языке представляется необходимым условием их ассимиляции [Salah-Eddine 2000: 301].

Основная тенденция в фонетической ассимиляции заимствования состоит в том, чтобы максимально приблизить план выражения заимствованной устной единицы к требованиям фонетики языка-реципиента. Реализуется эта тенденция двояким образом: либо неприемлемые звуки чужого языка заменяются на более близкие звуки заимствующего языка с сохранением количества фонем и порядка их расположения (в основе этого явления лежит процесс, который можно определить как межъязыковую идентификацию фонем), либо иноязычный звукокомплекс заменяется новообразованием из исконных звуков на основе акустического впечатления носителя языка.

Кроме того, фонетическая адаптация может проявляться и на просодическом уровне. В частности, фонетическая адаптация английской лексики во французском языке выражается в перемещении ударения на последний слог. Хотя существует мнение, что фонетический облик слова, обозначающего исключительно английскую вещь и явление, начинает меняться только после изменения его исконного значения.

Заимствуемое слово включается в морфологическую систему заимствующего языка, получая соответствующие грамматические категории. Естественно, что при этом происходит утрата (вернее, невосприятие)

грамматических категорий, чуждых принимающему языку.

Несмотря на то что грамматическая адаптация отодвигается на второй план, для ядра языка она представляет собой значительное явление, так как затрагивает многочисленные проблемы адаптации языковых категорий (в том числе маркировку числа, рода, лица и др.) языка-источника в принимающем языке [Queffelec 2000: 285].

Кроме фонетической и грамматической в большинстве случаев заимствование претерпевает и семантическую адаптацию. В заимствованном слове зафиксирован «кусочек» чужой (для заимствующего языка) картины мира. Преобразуется ли семантика заимствованного, чужого слова в соответствии со способом концептуализации, свойственным данному языку? Или же язык воспринимает чужой способ концептуализации, заимствует фрагмент иной модели мира.

Можно предположить, что возможны оба типа лексических заимствований. Не исключено, что одни языки предпочитают преобразовывать семантику чужого слова, так чтобы она более или менее соответствовала семантическому «раскрою» данного языка. А другие языки в этом отношении не так устойчивы и могут заимствовать фрагменты чужой картины мира [Урысон 1999: 79].

М. Чернышева считает, что семантическое «поведение» новой лексики зависит от времени функционирования ее в новом языке. Все слова, попадая из исходного языка в язык заимствующий, проходят первый этап – проникновения. На этом этапе слова еще связаны с той действительностью, которая их породила. Постепенно слово иностранного языка приживается, его внешняя форма приобретает устойчивый вид, происходит адаптация слова по нормам заимствующего языка. Это период заимствования, или вхождения в язык, когда еще заметно сильное семантическое влияние языка-источника. Последний этап проникновения иностранной лексики в заимствующий язык – укоренение. Слово включается в полноценную жизнь: может обрастать однокоренными словами, образовывать аббревиатуры, приобретать новые оттенки значений и т. д. [Чернышева 2000].

В связи с увеличением числа новых заимствований усложняются семантические отношения между близкими по значению исконными и новыми иноязычными лексемами. Происходит дифференциация значений иноязычного и исконного слов, распределение членов таких рядов по сферам деятельности или сферам общения.

Чаще всего иноязычное слово заимствуется в одном из своих значений, реже в двух или более значениях. Если это происходит, то «заимствование при перенесении сохраняет большинство своих значений, но случается, что оно приобретает иное значение, и его семантическое поле значительно расширяется» [Dumont, Maurer 1995].

Значения заимствований и их иноязычных прототипов могут быть как сходны, так и существенно различны. Причем семантические различия с прототипами наблюдаются не только у слов, длительно функционирующих в воспринимающем языке, но и у инноваций иноязычного происхождения [Ильина, Сычева, 1998].

Представляется возможным говорить о том, что семантическая адаптация слова в первую очередь свидетельствует о том, что слово действительно ассимилировалось в языке-реципиенте.

После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает жить своей жизнью, независимой, как правило, от жизни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка. Заимствованное слово может подвергаться новым грамматическим преобразованиям, устраняющим черты чуждости; оно обрастает производными от него словами, претерпевает семантические изменения наравне с исконными словами и может получить совсем новое значение.

На фоне освоенной иноязычной лексики выделяются так называемые экзотизмы и варваризмы. Экзотизмы – это заимствованные слова, в значении которых выражаются отличительные черты общественной жизни, быта и нравов того или иного народа. Такие слова используются в научной, публицистической и художественной литературе при описании жизни того народа, который их создал [Алефиренко 2004: 241]. Экзотизмы не имеют синонимов в принимающем языке, поэтому обращение к ним при описании национальной специфики продиктовано необходимостью.