Конторские будни
Шрифт:
Грайс прикидывал, как бы поестественней сказать, что он, дескать, не прочь испытать свои актерские способности, и тут Пам легонько — даже, как ему показалось, почти нежно — дотронулась до его рукава.
— Послушайте, Рон, он же сочтет нас жуткими грубиянами! — покаянно сказала она.
— О, не обращайте на меня внимания, — галантно откликнулся Грайс, прощая ей заодно и третье лицо в ее косвенной попытке извиниться. — Я только хотел сказать…
— Когда речь заходит об альбионской труппе, страсти мигом накаляются, — снова перебив его, заметил Сидз. Грайсу оставалось надеяться, что он все-таки не хотел его оскорбить. — Как вы уже, наверно, поняли, —
— Да я понимаю. Мне только хотелось сказать, что любительский театр не очень-то меня, признаться, интересует. — На самом деле он вовсе не хотел теперь в этом признаваться — его заставила оскорбленная гордость. Ну ничего, он когда-нибудь спросит у Пам, почему она считает его подходящим кандидатом, и даст ей себя убедить.
— Стало быть, тут и говорить было не о чем, — со сварливыми нотками в голосе сказал Сидз, посмотрев на Пам.
Пришлось с этим согласиться. Они принялись молча пить кофе. Грайс незаметно глянул на свои часы — было без десяти два, и, если считать, что дорога в отдел займет минуты три, им предстояло избыть еще семь минут. Ни Сидз, ни Пам, как понимал Грайс, вовсе не были увлеченными работягами и вряд ли возвращались после обеда за свои столы хоть на секунду раньше времени.
Надо было спасать так приятно начавшийся обед, и Грайс дружелюбно спросил:
— А можно узнать, если это, конечно, не секрет, какую пьесу запланировала ваша труппа на нынешний год?
— Пока не решено. Может быть, труппа примет мое предложение, и тогда мы поставим «Он пришел» Пристли… но я в этом не уверена, — без всякого энтузиазма ответила Пам. Общего разговора опять не получилось.
Тогда Грайс похвалил альбионский ресторан, его дешевизну, чистоту, широкий выбор блюд и неплохой кофе — особенно по сравнению с бурдой из кофейного автомата. Эти похвалы были выслушаны благосклонно, но молча. А Грайс, заговорив о «Лакомщике», вспомнил два вопроса, которые он так и не задал начальнику Отдела служащих во время собеседования. На первый из них, об альбионской столовой, он уже получил, так сказать, наглядный ответ. Оставался второй, и он задал его своим собеседникам:
— А чем конкретно мы занимаемся?
Опять этот странный взгляд — но сейчас Сидз посмотрел не на Пам, а на него самого.
— Разве Копланд не объяснил вам исключительно важной роли Отдела канцпринадлежностей? А впрочем, зная Копланда, можно и не спрашивать — разумеется, нет.
Сидз принялся с жаром объяснять Грайсу функции их отдела, но все это он уже слышал от Копланда. Когда объяснения завершились, до конца обеда оставалось две минуты. Вставая, Грайс задал Сидзу свой резервный вопрос:
— Да-да, это все мне понятно. Но я-то хотел узнать, чем занимается наша фирма.
— Вот уж действительно, — проговорила Пам, и Грайс опять заметил направленный на нее взгляд Сидза. Теперь сомневаться не приходилось: этот взгляд мог значить только одно — «Заткнись!». Грайсу же Сидз небрежно сказал — причем эта небрежность далась ему с некоторым трудом:
— Легче было бы перечислить, чем наша фирма НЕ занимается. Когда выйдет альбионский справочник — если только этот великий день настанет, — вы сможете прочитать список дочерних компаний «Коварного Альбиона». Они, правда, не очень крупные, но их зато очень, очень много.
Собеседники подошли к кассе у эскалатора, и, пока Пам обсуждала с кассиршей необычное применение ДДТ, Сидз спросил Грайса:
— Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?
Грайс уверил его, что да, мол, конечно, ответил. Ему, в общем-то, было наплевать, чем занимается — или НЕ занимается — «Альбион». А вот понять, почему эта пара — и особенно Сидз — ведет себя странно, он действительно хотел бы.
Глава четвертая
Грайс всегда с удовольствием обживался в незнакомой ему фирме. И меняя работу, он всякий раз радостно предвкушал свои первые дни на новом месте.
Тельма купила ему чашку в магазинчике Оксфордского фонда помощи голодающим. Он узнал, что, кроме права выбирать между машинкой для сушки рук и бумажным полотенцем в уборной, он еще имеет право и на индивидуальное полотенце, которое выдавали служащим раз в неделю и каждую среду заменяли чистым. Стало быть, получив собственный стол, он мог взять под расписку и личное полотенце.
Ему уже были известны кое-какие характерные привычки сослуживцев. Грант-Пейнтон имел обыкновение ковырять в носу мизинцем. Ардах часто отбрасывал со лба прядь волос и благодаря своим черным усикам становился похожим па Гитлера. Сидз постоянно позвякивал мелочью в кармане пиджака. А Бизли, миссис Рашман и Пам пили кофе с сахарином.
Всю работу отдела, как вскоре не без удивления узнал Грайс, могли выполнять четыре, а если приналечь, то и два человека. У них она ложилась — и отнюдь не тяжким бременем — на плечи Бизли, Сидза и Грант-Пейнтона, а Копланд осуществлял, так сказать, общее руководство. Прочим клеркам работы хватало от силы на час в день, и остальное время они занимались собственными делами.
Кое-кто писал письма, кое-кто разгадывал кроссворды. После обеда Пам, Ардах и братья Пенни ежедневно играли в слова по газете «Ивнинг стандард», и проигравший покупал на следующий день очередной номер газеты. По вторникам, закончив игру в слова, братья Пенни собирали со служащих своего этажа деньги на футбольный тотализатор, и, как считал Грайс, один из них даже в этом занятии был «избыточной рабочей силой». Они, между прочим, сказали Грайсу, что сейчас, в середине футбольного сезона, было бы несправедливо по отношению к другим игрокам принимать его в Общество любителей тотализатора, но что позже они обязательно возобновят этот разговор. Грайс отнесся к их словам с полным пониманием.
В четверг трудолюбивый Бизли изловчился всучить Грайсу недорогой лотерейный билет. Это, по-видимому, тоже был еженедельный ритуал — бизлийский бизнес, как сказал, отсчитывая свои пять пенсов, Сидз, или лотерея, доходы с которой, по словам самого Бизли, шли на строительство физкультурного зала для Детского клуба, взятого им под свою опеку, Грайсу, впрочем, показали нескольких служащих, получивших в свое время небольшие выигрыши, так что уплаченные за билет деньги можно было не считать просто выброшенными на ветер.
В пятницу всеобщее оживление вызвал мистер Хаким, притащивший на работу две большие пластиковые сумки с леденцами, мятными карамелями и шоколадными конфетами в ярких коробках. Несколько минут Отдел канцпринадлежностей походил на уличный базар — служащие во главе с Копландом толпились у хакимовского стола, получая свои заранее заказанные сладости. Брат Хакима вел, как сказали Грайсу, оптовую торговлю кондитерскими товарами, и поэтому Хаким мог продавать своим сослуживцам мелкие партии конфет по сниженным — оптовым — ценам. Заказы (и плату вперед, чтобы потом не было недоразумений) Хаким принимал по средам.