Контра
Шрифт:
"Околоточный надзиратель второго Павловского участка Егоров. — уверенным баритоном, но не слишком громко, пророкотал полицейский. — Тут это. Поступил донос, что возле вашего дома стреляли. Да и возле вашей мастерской, под присмотром графского гайдука, лежит труп какой-то девицы. Что у вас здеся произошло?"
Вопрос был задан, и он не остался без ответа: "Господин околоточный, вам видимо нужно найти видаков этого происшествия?" — поинтересовался один из сыновей Каца. Кто именно, Саша не понял, ему было не до того, чтоб выяснять такие тонкости. Он медленно задыхался и балансировал на грани обморока.
"Именно
"Скажу так — заговорил Авраам. — Та покойница, что лежит рядом с мастерской, стреляла в моего постоянного клиента, с которым я давно взаимовыгодно сотрудничаю, графа Мосальского-Вельяминова. Вот он лежит на столе, и как видите, из-за полученной раны, не имеет возможности отвечать на ваши вопросы. И тот человек, что стережёт покойницу, служит ему, момент покушения, графа сопровождали несколько гайдуков. Они и пришибли эту убивцу, когда она стреляла в их господина. Думаю, у полиции не будет к ним никаких претензий за то, что они, защищая своего господина? Ну не рассчитали ребятки силу, и пришибли эту негодницу с первого же удара. Сами понимаете, не до раздумий, когда "на их глазах", убивают любимого барина".
"Думаю что нет, они были в своём праве. Но, подобное не мне это решать".
"Понимаю. Давайте поступим так, мои сыновья выделят вам подходящее помещение, где ваши дознаватели смогут прибывая в тепле, с комфортом опростить всех видаков. А сейчас, я попрошу вас покинуть эту комнату. Граф тяжело ранен он нуждается в покое и врачебной помощи…".
На этом, сознание Александра вновь померкло и что происходило дальше, но не знал.
Снова различимы какие-то звуки и нет никакого желания открывать глаза. И кто-то стоящий рядом, спокойным, умиротворяющим голосом говорит:
"Всё будет хорошо. Я сделал всё что мог и поставил дренаж. Пистолетная пуля, пробивая папку с документами, потеряла свою силу и благодаря этому, застряла в рёбрах. А вот сломанная рёберная кость, и вызвала пневмоторакс".
"Доктор, так он будет жить?" — Судя по голосу, вопрошал Авраам, и от былого спокойствия, в нём не осталось и следа.
"Думаю что да. Он ещё молод, организм силён, и спавшееся лёгкое развернётся. Уверен, Александру Юрьевичу, более ничего не грозит, однако, я просто обязан за ним понаблюдать. Дело такое э-з… Пневмоторакс это, понимаете ли, не шутка. Но вообще-то, вам крупно повезло. Повторюсь. Самое главное, что пистолетная пуля попала в неизвестно как оказавшуюся у графа за пазухой папку с документами. Это и спасло его жизнь, не приведя к более плачевным последствиям".
"Так что нам теперь делать?"
"Как что? Живо везите графа в мою клинику. Слава богу у меня имеется достойная его положения в обществе палата и высоко квалифицированные сиделки…".
Процесс лечения раненого Александра был долгим и нудным. Не сказать, что он был особо мучительным, так как по приезду в клинику, рана, полученная графом, была тщательно вычищена. Впрочем, это всё равно не помешало этой же ночью подняться высокой температуре. Правда, к всеобщей радости, Сашин организм относительно быстро справился с этой напастью. И пациент, к радости лекарей, споро пошёл на поправку. Единственное что в последнее время его мучило, так это вынужденная гиподинамия.
Была ещё
"Спасибо братец, — проговорил он обращаясь к отставнику, одетому в ладно пошитую и идеально отглаженную униформу, отдалённо напоминающую солдатскую, — подожди меня внизу, в комнате для больничной прислуги. Я уже распорядился, чтоб тебя и Кузьму, со всем прилежанием обиходили, покормили как самых дорогих гостей".
"Благодарствую, ваше высокоблагородие. Разрешите идти?" — Молодой, покалеченный войной солдатик, несмотря на то, что отныне был свободным человеком, всё равно желал подчеркнуть свою принадлежность к служивому сословию. Поэтому, высказывая графу свою благодарность, принял строевую стойку, единственное, не взял под козырёк. Он не мог сделать это не только из-за непокрытой головы, но и по причине неполноценности правой руки, точнее, её частичным отсутствием. Она была ампутирована в районе локтя. Затем, парнишка ловко развернулся кругом и вышел, благо, он не счёл необходимым чеканить шаг.
"Вот, видел, какие орлы отныне у меня служат, брат. — указав взглядом на закрывшуюся дверь, проговорил Виктор. — Не поверишь, вначале взял его только из жалости, приставил его присматривать за отроками, так они за ним как цыплята ходят, и каждое его слово ловят. Да. Вот такие у нас служивые, а по виду и не скажешь. Силен боец, настоящий русский богатырь — по духу. Ведь не сломался молодец, не запил горькую, да и на воспитанников никогда не кричит. А они его, всё равно беспрекословно слушаются".
"И я рад тебя видеть, Виктор. Как нога, протез культю не натирает?" — Не сдержал радостной улыбки Александр, радуясь своему первому за время госпитализации посетителю.
"Я тоже рад тебя видеть, Алекс. С ногой у меня всё в полном порядке, мало чем уступает настоящей. Я за такой дар, твоим мастерам весьма благодарен. Но что мы всё обо мне говорим? Лечащий тебя доктор говорит, что ты пошёл на поправку. Молодец".
"Слава господу, это так. Вот только надоели всё время бездельничать и мять простыни на этой опостылевшей постели. Братишка, да ты не стой, проходи, присаживайся, вот, специально для гостей стул стоит. Расскажи мне, как дома, как здоровье нашей матушки, моей Лизы. Знаешь, как угнетает эта изоляция, устроенная моим тюремщиком, то есть уважаемым доктором".
"А что тут рассказывать, Саша. — ответил старший брат, присев на край стула, непринуждённо продолжая держать идеально ровную спину. — Матушка наша здорова, правда постоянно плачет, особо по вечерам. Она сильно переживает за тебя. Об этом мне рассказал наш отец, который посетил меня в нашем новом имении буквально вчера. Кстати, корзинку эту он и матушка тебе собирали. Печально, но он, за эти дни сильно постарел, особенно резко сдал когда узнал что ты можешь сгореть в этой неожиданно начавшейся горячке. Матушке он об этом осложнении не говорил, и ты ей об этом не проболтайся".