Контрабандисты Тянь-Шаня
Шрифт:
— Сколько у тебя по карте-то? — спросил Будай.
— Хватит! Выше Монблана, — ответил Кондратий.
— Ну, что ж, это может быть, — ответил Будай. — На такую высоту зимой облака со снегом не подымаются, потому что воздух редкий. А летом здесь выпадает много снега. Однажды я был по ту сторону Койлю…
Оса вдруг разозлился.
— Может быть, я — школьник, и мне будут читать урок географии? — спросил он, побледнев от гнева.
— Но ты же сам просил совета, — спокойно возразил Будай.
— Я не могу ехать на советах, как на лошади. Я должен перейти этот проклятый ледник. Я вовсе не желаю перетопить весь отряд в этом снегу или провалиться куда-нибудь к чертям. Посмотри, вон целый водопад скрывается
— Да, там промоины на целый километр в глубину, — согласился Будай. — Если мы пойдем и снег провалится, так ни один черт никогда не узнает, куда мы делись.
Джанмурчи вмешался в разговор.
— Товарищ командир, — просительно сказал он. — Пускай Алы едет вперед.
Кондратий хотел его перебить, но Джанмурчи умоляюще продолжал:
— Он все знает. Где пройдет волк, там пройдет и Алы!
Оса колебался. Потом тронул коня вперед и сказал:
— Хорошо, я поеду с ним, а остальные пусть двигаются позади. Да подальше, — прибавил он, отважно улыбаясь. И, помолчав, добавил:
— Будай, ты поведешь их.
Потом он слез с коня и тщательно осмотрел подпругу, седло и поводья. Будай спешил отряд и также приказал осмотреть подпруги и седла. Кондратий с тревогой поглядел на пограничников, потом вскочил на коня и поехал вслед за Алы. Будай выждал, пока они отъехали на полкилометра, и тронулся за ними следом. Потом он приказал раздать все конфеты и папиросы, которые Саламатин так тщательно берег для этого случая. Все знали, что на этой высоте бывают безвоздушные ямы и, чтобы не задохнуться, необходимо сосать конфету или курить. Он с беспокойством, смотрел вперед, ругая себя за то, что забыл об этом предупредить Кондратия, но потом увидел синий дымок и понял, что тот курит. Кондратий скоро исчез за сугробом и Будай повел отряд по снегу. Кондратий ехал следом за Алы и невольно поражался чутью этого человека. Черный лед со снегом подымался столбами на несколько сот метров. Шуршащий шум слышался от ручьев, которые текли внутри снега. Они кипели, соединяясь в речонки, и иногда грохотали где-то внизу, чуть не под ногами, в толще снега. Алы медленным шагом с крайней осторожностью двигался вперед. С одного взгляда он оценивал все. Нависшие сочащиеся сугробы над головой обдавали дождем всадников и коней при каждом легком порыве ветра. Иногда снег стоял колонной между скалами. Грязные потоки промывали его, и он имел вид обтаявшего сахара.
Алы двигался по черным мокрым пятнам, где выступала земля. Каждый раз ему удавалось миновать залежи снега. Он упорно подымался вверх, сворачивая то вправо, то влево. Как только они подымались на новую площадку, снова перед ними открывались гигантские сугробы, громоздившиеся на десятки саженей кверху. И снова терпеливо и с бесконечной осторожностью Алы направлял коня на проталину. Вдруг он остановился. Кондратий с тревогой увидел, что Алы смотрит то вправо, то влево. В ту же минуту послышался какой-то шорох, который усилился и наполнил весь воздух. Потом раздался возрастающий гул, как от землетрясения, и громовой удар потряс землю. Кондратию почудилось, что даже почва под ногами заколебалась. Оба коня отчаянно забились от ужаса.
«Лавина!» — мелькнуло в голове у Кондратия. Он стиснул ногами коня и, затянув повод, удержал его на месте. Потом поднял голову и увидел зрелище, которое навсегда запечатлелось в его памяти: снеговой столб впереди вдруг наклонился. Огромные сталактиты льда, с которых бежали ручьи, оторвались и на секунду повисли в воздухе. Потом вся масса черного снега и льда рухнула вниз. Ледяным ветром пахнуло на прогалину, и в следующее мгновение раздался второй удар, от которого загрохотало где-то под землей. Конь Алы, как дикий козел, метнулся вправо со своим всадником, и Кондратий последовал за ним. Целый час они бились в снегу, проваливались по грудь, перебираясь по проталинам, и вдруг выбрались наверх. Перед ними расстилалось ровное ледниковое пространство, пересеченное черными полосами. Кондратий подъехал и с искренним восхищением пожал руку Алы. Он не был завистлив и умел ценить людей.
— Ишь ты, ветерком-то как подмело. Каток! — сказал приблизившийся и запыхавшийся пограничник.
— А коньков-то нету, — отвечал другой, погоняя коня.
— Ладно зубами-то ляскать, — сурово сказал Будай.
Кони осторожно тронулись, но ноги у них стали разъезжаться, и несколько человек боком брякнулись на лед.
— Слезай! — скомандовал Будай.
Он медленно слез с седла, чтобы не покачнуть коня, и взял его за повод. Когда остальные приблизились, Будай увидел, что юноша и Оса стоят на краю пропасти. Трещина шириною больше двух метров открывалась во льду. Кондратий приблизился к краю и заглянул вниз. Стены льда блестели как стекло. Дальше в сумраке выставлялись блестящие ледяные уступы, а еще глубже был мрак, и дна не было видно. Оттуда еле долетал однообразный звон воды, переливавшейся во льду. Звук был похож на звон струи, наполняющей кувшин. Насколько видел глаз, трещина уходила вправо и влево.
— Это, наверное, от землетрясения, — задумчиво сказал Будай.
— Ну тебя к черту, тут не академия наук, — дружелюбно огрызнулся Оса, упорно думая о чем-то.
Джанмурчи подошел и робко тронул Осу за рукав. Алы несмело заговорил:
— Тут долго быть нехорошо. Сегодня кони совсем воды не пили. Снег пойдет: смотри, вон идет облако.
Кондратий молчал, потом подозвал Будая и показал ему планшетку.
— Посмотри, тут показана тропа через ледник, но ледник сдвинулся. Вот смотри, на той стороне обрыв.
Он показал рукой вперед, где зиял черный крутой скат. — Я еще в долине об этом слышал.
— Зачем же ты сюда поперся? — спросил Будай.
— Опять сначала, — со злостью сказал Оса.
Он снял перчатки и подул на посиневшие пальцы.
— Раз я проеду здесь, я выиграю семь дней и накрою еще две шайки. Ведь я тебе сказал, что разорю отца контрабанды!
— Воля, конечно, у тебя железная, — с уважением сказал Будай, глядя на красное, обветренное непогодой лицо Кондратия. — Но все-таки, что мы будем делать дальше?
— Саламатин! — позвал Кондратий вместо ответа.
— Чего изволите, товарищ командир? — с легкой насмешкой откликнулся завхоз.
Пограничники прыгали по льду, стараясь согреться, толкались, гладили коней и дули в посиневшие кулаки.
— Постели-ка свою попону вот сюда, на край, — сказал Кондратий.
Он хотел что-то прибавить, но кругом загудели протестующие тревожные голоса.
— Кондратий, не дури! — сказал Будай.
— Товарищ командир, да нешто ж можно?
Оса, не обращая ни на кого внимания, подошел к краю. Подтянув подпругу, он потрепал скакуна по шее и легко, одним плавным движением сел на седло. Будай взял коня за повод, но Кондратий ласково отстранил его рукой.
— Больше ничего не остается. Не бойся, ты ведь знаешь, что я в прошлом жокей. Я взял на своем веку столько призов, что, право, возьму и этот.
Холодная, как лед кругом, непреклонная воля была в его голосе. Будай пожал ему руку и отошел в сторону. Оса спокойно поправил перчатки, как делал это когда-то перед скачками. Потом повернул коня назад. Он отъехал шагов на двадцать и повернулся к пропасти. При полном молчании окружающих он смотрел на разостланную попону на краю расселины, как будто прицеливался. Потом сразу тронулся рысью вперед. Не переводя дыхания, все смотрели на него. Если бы конь хоть раз поскользнулся, то, даже упав на лед, он съехал бы в пропасть вместе со своим седоком. Перед попоной Оса резко ударил коня плетью. Конь напрягся всем телом и. подобрав ноги, оттолкнулся. Попона чуть отъехала назад, и прыжок ослабился наполовину.