Контрафакт

Штейн Борис Самуилович

То, что писсуары не орошались смывным потоком и потому пожелтели, это ладно. Хуже, что вода к ним – до заглушенных намертво вентилей – подавалась и просачивалась, стекая по грубо прилепленному кафелю на пол. И всякий, подойдя к писсуару, начинал сомневаться: что под ним: вода или следы неаккуратности. Хотелось думать, что вода. Но вкрадывалось подозрение.

Ну да ладно, с писсуарами. Малая нужда – она малая и есть. Справил кое-как, по-быстрому, думая о постороннем, и пошел себе покупать-продавать книжную продукцию и канцелярские принадлежности. Но от большой-то нужды тоже ведь никто не застрахован!

Ох.

Кабинок было много, но ни одна не закрывалась.

Может быть, когда-то было по-другому, но к моменту появления на клубе Леонида Петровича все двери не соответствовали по размеру дверным проемам. То есть двери были чуть-чуть больше проемов, а проемы чуть-чуть меньше дверей. Подвешены же двери были так, что к раме не прилегали, и их нормальное положение было – нараспашку. Ручек у большинства дверей не было. Немногочисленные оставшиеся были бесполезны, как и задвижки, которые словно в насмешку, имелись везде. Унитазы, конечно же, были без крышек. Как же, спросите вы, можно было ими пользоваться? Взгромоздившись по-орлиному? Ни за что не уцепившись? Это же опасно для жизни! А ведь надо было еще ухитриться дверь удержать прикрытой. Нет, это невозможно! – воскликнете вы и будете неправы. Потому что – возможно. Что же, по-вашему, человек, оседлавший книжный бизнес, не умудрится оседлать унитаз? Умудрится, умудрится. И умудрился уже. Как? С помощью пластиковых тесемок, обжимающих книжные пачки. С помощью этих очень крепких тесемок. Догадались? Из них умные люди связали петли, продели их в дырки от ручек. И пожалуйста: сел по-орлиному, петлю в руки, ты держишь дверь, дверь держит тебя. Выход? Выход. И смех, и грех, ей-богу.

Как-то Леониду Петровичу случилось раздобыть для продажи толстенную книгу почти на тысячу страниц на мелованной бумаге и в сафьяновом переплете. Книга называлась «Москва – энциклопедия». Расходилась, между прочим, неплохо. Леонид Петрович полюбопытствовал, что там написано про спортивный комплекс, в котором размещался книжный клуб. В энциклопедии про спортивный комплекс сообщалось, что построен он в 1975–1980 годах в соответствии с Генпланом развития Москвы и что это уникальный по конструктивному решению закрытый стадион – одно из крупнейших в мире большепролетных сооружений. И вот что получилось: уникальное сооружение снабдили уникальными унитазами. Их уникальность заключалась в несмываемости. Это какие же нужно было выдумать формулы, лекала и матрицы, чтобы произвести в результате такие порочные отливки! Мощный водопад, низвергающийся в унитаз при нажатии клапана, ударял во все стенки, впадины и выпуклости белого друга, оставляя без воздействия саму кучу. И когда шторм стихал, скала оставалась непоколебленной. Поэтому человек, озабоченный нуждою, дергал не одну дверь, прежде чем находил пустой унитаз.

Однажды Леонид Петрович вот так потянул одну из дверей за кем-то прикрученную скобку. Дверь поддалась с сопротивлением и сдернула за собою спрыгнувшего с унитаза посетителя. Тот, спрыгнувший, придерживая штаны, уставился на Леонида Петровича, а Леонид Петрович в свою очередь уставился на незадачливого паренька, потому что это был не кто иной, как Валера, бывший Лешкин вороватый грузчик, исчезнувший месяц назад. Было отчего придти в замешательство.

– Одевайся, поговорим, – сказал Леонид Петрович. – Я подожду в умывальнике.

– Ну здорово, Валера, – сказал он через минуту. – Как же ты решился появиться-то здесь?

– А я не Валера, – был неожиданный ответ. – У Валеры зрение хорошее, а я, видите, в очках.

На Валере-невалере действительно были очки в дешевой пластмассовой оправе черного цвета.

– Чудеса! – удивился Леонид Петрович.

– А

я его брат Харитон, – пояснил, как теперь уже понятно, Валерин брат. – Мы близнецы.

– Ну и что ты здесь делаешь, Харитон?

– А вы что, Валеру знаете?

– Ну, он рядом со мной работал.

– Не у вас?

– Нет, не у меня.

– А у кого?

– А зачем тебе, Харитон?

– Я хочу на работу устроиться вместо Валеры.

– А ты знаешь, что Валера тут наследил?

– Наследил? Как наследил? Нет, не знаю.

– Приворовывал твой брат и еле ноги унес, когда раскрылось. Не знал?

– Нет, не знал. Да не может быть. Он шалопутный, вообще-то, но все ж не вор. Хотя… – Харитон задумался. – Он как-то в карты проигрался капитально, может быть, тогда…

– А ты сам в карты – как?

– Я – нет, – твердо сказал Харитон. – Я вообще в азартные игры не сажусь. – Подумав, добавил: – Я и учился лучше него…

– А как насчет – прихватить, что плохо лежит? – поинтересовался Леонид Петрович.

– Да никогда в жизни! – возмутился Харитон. – Да я лучше с голоду…

«И чего я привязался к нему? – подумал Леонид Петрович. – Он же к Лешке пришел, пусть Лешка и разбирается!» Но спросил напоследок:

– А до того, как сюда придти, кем работал?

– В бригаде был, маляром. А бригада распалась, – ответил, как отрапортовал.

– Ладно.

Лешка Харитона на работу не взял. Грузчик ему нужен был позарез, но – не взял Харитона.

– Валера – не Валера, – сказал он, – не возьму. Больно похож. Каждый день будет настроение портиться.

А Леонид Петрович подумал-подумал, да и взял Харитона в помощь Вадику. У Вадика появился теперь подчиненный.

Леонид Петрович с Мариной готовились к сезону. К большой их досаде, Лешка сорвал генеральный план перекачки левака, оттеснил от тверского Ромы на задний план. Но и на заднем плане были перспективы. Нет, конечно же, не столь масштабные, но все же. Кое-что удавалось получить у Горюнова, кое-что – у Князя Мышкина. Июнь обещал дать первые обороты, и нарастающие деньги предстояло вкладывать в тех же Князя, Горюнова и Рому, который уже получил прозвище – Дон-Кихот.

Излишне говорить, что и Лешка, и Вова Блинов, и все другие клубники ждали июня, как спортсмены – старта.

Однако левак леваком, но существовали ведь и другие книжки, самые что ни на есть «правые». Выпускали их в основном два издательства: «Просвещение» и «Иволга». «Просвещение» – государственное издательство, плавно переплывшее из океана застоя в море перестройки. А «Иволга»…

Плачет где-то иволга,Схоронясь в дупло…

Леонид Петрович, как первый раз услышал название этого издательства, так с кончика языка слова есенинские и сорвались.

Плачет где-то иволга,схоронясь в дупло.Только мне не плачется —На душе светло…

Кто же это выдумал такое название лирическое? Учредители издательства – вот кто. Молодые ребята, говорили, что – из Харькова и что все – выпускники физмата. Может, так, а может, нет, но похоже, что так. Леониду Петровичу пришлось с ними познакомиться: и с коммерческим директором, и с генеральным. Оба были тогда молоды – до тридцати, оба хорошо воспитаны, речь интеллигентная, простая и правильная, а также – неистребимый южный акцент, так что очень может быть, что и из Харькова.