Контролер
Шрифт:
— Не боюсь. У нас все равно теперь ничего не будет.
— Почему?! — вскинулась девушка. — Я могу простить!..
— Что? — перебил я ее, хмыкнув. — Я тебе не изменял. Так что ты собралась прощать?
— Ложь, — чуть подумав, сказала Катя.
Я помолчал.
— Может и простишь. Вот только — скажи честно, ты и правда ЗНАЛА о том, что было между мной и Женей?
— Нет.
Короткий ответ, но как много он мне сказал.
— Вот поэтому у нас и не может быть будущего, — девушка с удивлением посмотрела на меня. — Ты попыталась меня обмануть. Попыталась манипулировать
Глаза Кати покраснели. Она с трудом сдерживала слезы. Но для меня все было кончено. Да, я был неправ, когда соврал ей. Но девушка, способная на манипуляции, мне точно не нужна.
— Я… больше не буду так поступать, — прошептала она, еле сдерживая слезы. — Обещаю!
— Может быть. Но я не хочу жить, постоянно думая, что ты СПОСОБНА на это.
Катя ничего не ответила. Лишь посидела еще минуту и ушла. Больше она ко мне не приходила.
Работу по перевозкам я был вынужден передать Жене. Просто так получилось, что Попейчук прислал своего человека как раз в тот день, когда я собирался заняться этим поручением товарища Сталина. Он-то с меня его не снимал. Раз сказано — довести до конца, кровь из носу должен это сделать! А тут наложилось — и звонок от Попейчука, и мое желание разобраться в этом вопросе — насколько Поликарпов был прав или сгущал краски, и почти ежедневные напоминания Васюриной, что ей нужно «дело». Благо ничего сложного там не было. Прийти, объяснить, как нужно проводить загрузку товара в ящики и заполнять сопроводительный документ. Ну и о пломбах не забыть. После чего проверить — в каком виде дошел продукт. Все это я смог Жене и по телефону объяснить. А через час после этого разговора за мной прибыли.
— Агент первого разряда, Лагушкин, — представился молодой парень лет двадцати пяти. Рыжий, конопатый, ладони как лопаты. Про такого веришь — мог «дедушку убить», чисто одним ударом кулака по голове. — Мне сказано, вы приставлены наблюдателем.
— Все верно, — кивнул я, мысленно поморщившись.
Ну вот, моя деятельность ни для кого не секрет. Наверное, ничего противозаконного я не увижу. Может, это и к лучшему?
— И еще вот, сказано — передать, — протянул он мне какие-то корочки.
Я с удивлением взял протянутый документ и прочитал его. «Сотрудник особых поручений» — было вписано в графе должность и моя фамилия. Следом Лагушкин протянул мне бумагу, в которой было написано о присвоении мне временно полномочий сотрудника ОГПУ, но с прямым подчинением товарищу Сталину. Из-под юрисдикции главы ОГПУ меня эта бумажка вывела, при этом наделив правом вникать в дела структуры. Вообще отлично!
Только после этого мы спустились вниз и сели в автомобиль. Машина была рассчитана на четыре человека, и в ней нас ждал водитель. Меня усадили на переднее сидение, а сам Лагушкин уселся сзади. Думаю, подозреваемый, на чье задержание мы едем, сядет рядом с ним.
Так и получилось. Проехав полгорода, мы остановились около трехэтажного дома, бывшего доходника, и я вместе с агентом поднялся на второй этаж. Парень уверенно забарабанил в дверь, сверившись с бумажкой, которая лежала
— Кто там? — раздался испуганный детский голосок.
— Откройте, ОГПУ! — напористо сказал Лагушкин.
С той стороны ойкнули, и я услышал топот детских ног. Через пару минут дверь открылась и на нас посмотрела испуганная женщина лет сорока.
— Смолин Петр Фомич здесь проживает? — не дай ей и рта раскрыть Лагушкин.
— З-здесь, — запнувшись, кивнула женщина.
— Где он?
— Так… на работе, — со страхом в голосе прошептала она.
Лагушкин видимо ей не поверил и уверенно зашел в квартиру, отодвинув женщину плечом. За ней стоял мальчик лет семи, в глазах испуг, судорожно мнет в руках какой-то листок. Присмотревшись, я понял, что когда-то это был «самолетик».
Смолин нашелся в квартире. Прятался в шкафу. Лагушкин нашел его, бесцеремонно обшаривая весь дом, а когда нашел — вытащил и заломил ему руки за спину.
— Вы задержаны, — заявил он ему и потянул на выход.
— За что? — только и сумел пропищать от боли в конечностях мужчина.
На фоне ОГПУшника он сам выглядел ребенком — не высокого роста, даже ниже меня, интеллигентное лицо, впалая грудь.
— За распространение контрреволюционных идей, — веско заявил Лагушкин и, больше не слушая мужика, потащил его на выход.
Я пока не вмешивался, лишь молча записал себе в чистую тетрадь, что никакого документа, где было бы написано — по какой статье и на каком основании проведено задержание, у сотрудника ОГПУ не было. Или было, но он ее не предъявил, несмотря на просьбу задержанного.
Приехали мы в Бутырскую тюрьму. На всем пути Смолин трясся от страха. Его колотила нервная дрожь, а взгляд метался от Лагушкина ко мне, а после на водителя. Он даже попытался заговорить со мной, но получил тычок от агента в бок и больше попыток начать диалог не делал.
В тюрьме мы дошли до кабинета, на котором висела табличка «Уполномоченный Егоров С. С.» Постучавшись, Лагушкин получил разрешение на вход, и буквально втолкнул задержанного внутрь.
Потом зашел сам и лишь за ним внутрь попал я.
Уполномоченный, мужчина лет тридцати, блондин, довольно крепко сложен, посмотрел на меня удивленно. Его взгляд меня порадовал — значит не «постанова» сейчас будет, а я увижу, как реально работают в ОГПУ.
— Распоряжение товарища Попейчука, — ответил на немое удивление Егорова Лагушкин, после чего отошел к двери, перегородив выход, и замер как статуя.
Я прошел к окну и встал к нему спиной, достав свою тетрадь. Кроме стула, на котором сидел сам уполномоченный, и одного табурета для задержанного, больше мест для сидения не было.
Хмыкнув, Егоров указал Смолину на табурет.
— Садитесь, гражданин.
О как! Интересное обращение. Смотрим дальше. Смолин на гнущихся ногах дошел до табурета, как-то беспомощно оглянулся в поисках поддержки и все же сел.
— Итак, Смолин Петр Фомич? — открыв взятую с угла стола папку, уточнил уполномоченный.
— Д-д-да, — испуганный кивок. — Эт-то я.
— Вы работали бухгалтером на заводе «Моторист», занимающегося выпуском моторов для автомобильной промышленности, так?