Контуженый
Шрифт:
Передвигаюсь дальше по окопу, попадаю в подбитый блиндаж. Ночью провожу в нем. Сплю урывками, не снимая ботинки, как на передовой прежде.
В голове свербит жуткая мысль. А вдруг, это я слил врагам координаты? Что если предатель именно я? Мои оправдания ничего не стоят, ведь я Контуженый с провалами памяти. Не помню — не означает, что не делал. Раз не погиб — значит виновен. Такова логика сослуживцев. Как доказать обратное? От бессилия готов кусать локти. Уж лучше бы я тоже в ту ночь погиб.
Рассвет начинается с артиллерийской канонады. Работает и ствольная, и реактивная. Одиночными и залпами. Борюсь с приступом паники. Хоть и зажимаю уши, но чувствую себя намного лучше, чем в момент позора на учебном полигоне.
Даже прислушиваюсь. Наши бьют, им отвечают. Наши бьют чаще и это меня радует. Если радуюсь за наших, значит, я не предатель! Или забыл, как предал друзей? Проклятая память! Как узнать правду?
Под грохот орудий я вспоминаю о Боге и снова молюсь. «Благодарю за то, что есть. Пусть все будет хорошо. Спаси и сохрани». Молитва вселяет веру — я не предатель. Но червоточинка сомнений разъедает душу — а вдруг?
Внутренняя борьба Бога с дьяволом терзает меня и подсказывает, как выяснить правду. Лучше ужасная правда, чем вечные сомнения. Другого пути у меня нет. Для всех я предатель, и пока не докажу обратное, мне не жить. Кто, если не я?
Я тороплюсь за ответом и ухожу в противоположную сторону от канонады.
20
Через потрепанный войной Северодонецк я возвращаюсь в Луганск. Чем дальше от линии боевого соприкосновения, тем меньше видимых разрушений. Отдельные здания повреждены и в Луганске, но несмотря на угрозу обстрелов, столица Луганской народной республики хочет жить мирной жизнью и живет назло врагам.
Я иду по чистой улице. В городе есть свет и вода, работают торговые центры, магазины, кафе и народные рынки. Патриотические билборды чередуются с рекламой товаров и услуг.
На оживленном рынке я нахожу киоск с табличкой «Ремонт телефонов». Протягиваю в окошко свой поврежденный взрывом смартфон, наталкиваюсь на взгляд мастера, и слова застревают в горле.
Мужчина лет под сорок с неподвижным стеклянным глазом оценивает мой первый шок и дружески улыбается:
— Свезло мне, боец. Только глаз потерял. Такую фигню и на гражданке можно вилкой получить.
Я завидую неунывающему мастеру. Вот как надо относиться к жизни в военное время.
Мастер подмигивает живым глазом и подтверждает:
— Руки целы, голова на плечах, что еще надо для любимого дела. Только твой телефон, боюсь, не жилец.
— Мне бы данные восстановить. Хотя бы сообщения.
— Это проще. Какая модель? — Мастер изучает разбитый дисплей, вертит в руках телефон. — Андроид. Отлично! Восстановим всё!
Он разбирает аппарат и объясняет:
— Симка цела. Можно использовать телефон той же марки, переставить сим-карту и включить синхронизацию. Если не прокатит, подсоединим через USB-порт и прочтем в ноутбуке. Как поступим, боец? На новый смартфон деньги есть? Подберу недорогой бэушный.
Он копается в закромах и показывает телефон с наклеенным ценником. Я киваю:
— Беру.
— Чехол в подарок. Бронебойные, извини, разобрали.
— Когда подвезут? — живо интересуюсь я.
Мастер смеется во все зубы и в половину из двух глаз:
— Ну ты шутник!
До меня постепенно доходит, что я не понял шутку.
Одноглазый умелец переставляет сим-карту, вводит команды и объявляет:
— Приложения скачал. Синхронизация завершается. Сейчас посмотрим сообщения.
— Я сам! — выхватываю телефон и расплачиваюсь.
— Далеко не отходи, боец. Тут сигнал хороший, — советует мастер. — Я помогу, если что.
Я волнуюсь, сердце колотится, палец подрагивает. Я не сразу попадаю в нужный значок. На фронте все общались через Telegram. Я отрываю «телегу» и просматриваю список чатов. Дату контузии я знаю из больничной выписки. Что произошло в тот день? Кому я мог сдать нашу позицию?
Глаза цепляются за аватарки друзей и слезятся. Чех, Шмель. Вы остались только в цифровых сообщениях и моей дырявой памяти. Цепочка наших сообщений и снимков обрывается в роковую ночь, когда я выжил, а вас не стало. Это случайность или злой умысел? А если предатель я?
Читаю сообщения. От волнения ничего не понимаю. Перечитываю по слогам. В редких посланиях ничего странного или подозрительного.
Я просматриваю остальные чаты. Среди личных контактов есть информационные каналы наших военкоров и Укросми с той стороны фронта. Всегда интересно знать мнение противника об одних и тех же событиях. Я придирчиво штудирую свои сообщения в роковую дату и накануне. Изучаю фотографии, которые могли бы выдать наше местоположение. Захожу в другие приложения, читаю эсэмэски. Потом еще раз и еще, чтобы ничего не пропустить.
Моих сообщений раз-два и обчелся. Это в фантазиях я многословен, а в жизни предпочитаю слушать и думать. С думками больной голове тяжело, но простые вещи я понимаю. Никакого намека на слив информации в моих сообщениях нет. Ничего запрещенного или секретного. И с противником я не общался.
Выдыхаю. Сердце успокаивается. Я не предатель!
На радостях заказываю в уличном кафе пиво. Боже, здесь можно сидеть за столиком под открытым небом и потягивать охлажденное пиво. Рай!
Хмельная горчинка во рту отзывается горечью в душе. Вепрь не станет придумывать показания пленного. Попадание вражеского снаряда было точным и неожиданным. Случайность исключена. Кто-то слил противнику координаты грузовика с боекомплектом. Возможно, не осознанно. И поплатился. Пока неизвестно, кто это сделал, все будут обвинять меня. Мало того, что я потерял друзей, я потерял доверие «вагнеровцев». Как с этим жить?
Я выпиваю таблетку от головной боли. Клубок горьких мыслей упорядочивается.
Я проверил свой телефон. Вот бы проверить телефоны погибшего расчета. Бойцов хоронили наспех, как есть. Их телефоны должны быть в могиле! Погибшим досталось больше, чем мне. И плоти, и телефонам. Плоть не воскресить, а поврежденной электронике одноглазый мастер дал новую жизнь.
Я возвращаюсь к киоску по ремонту телефонов.
Мастер меня узнает, но не может понять моего настроения:
— Решил проблему, боец?