Контуженый
Шрифт:
Впечатлительный Чех интересуется первым:
— Днестр, о чем молиться надо?
— Да хоть «Отче наш» повторяй, помогает. Или молитву Архангелу Михаилу от злых сил.
— Это как?
Днестр осыпает себя крестным знамением и бубнит:
— Отче наш, иже еси на небесах…
Он замечает недоумение и говорит:
— Можно и своими словами. Благодари всевышнего и проси о главном. Молитву от души Бог услышит.
— И поможет?
— Ты верь. Без веры никак. Щенок от страха жмется к собаке, малыш за мамкину юбку прячется, а мы — дети божьи. На отца всевышнего уповаем, у
Шмель хмыкает:
— И в наших окопах молятся и в тех, а все равно гибнут.
— Со светлой душой уходить или с темной тебе решать, — спокойно соглашается Днестр.
Не знаю, как Шмель, а я для себя решил. Проснувшись живым, трижды крещусь и мысленно взываю к Богу: «Благодарю за то, что есть. Пусть всё будет хорошо. Спаси и сохрани». И верю, что мою мольбу услышат.
В первом бою мандраж у всех. Приказ — накрыть опорный пункт противника. Наш миномет бьет до семи километров, но «музыканты Вагнера» всегда на передке. Позиции противника можно увидеть в бинокль, правда, командир с биноклем — это прошлый век. Бинокль заменили беспилотники. Нам тоже обещали в расчет оператора с квадрокоптером, а пока глазастой «птички» нет приходится выкручиваться.
У миномета своя оптика. Наводим прицел по внешним маркерам с учетом температуры воздуха, давления, силы и направления ветра. После первых выстрелов опорная плита миномета оседает, нужна корректировка. Мы оглохли и друг друга понимаем жестами, взглядом. Стреляем, как умеем, а с той стороны тоже артиллеристы не промах.
Ну вот, накаркал! Разрыв, воронка, и осколок от вражеского снаряда свистит над плечом.
Под ответным огнем Чех паникует. Дрожащими пальцами сбивает прицел, а потом вообще бросается в окоп и сжимается, обхватив голову. Пока я от страха ору на него, бойцы лихорадочно действуют. Урал свинчивает предохранительные колпачки с головного взрывателя, передает мины Шмелю, а тот делает выстрел за выстрелом. Без ума. Мины идут не по цели, а по направлению.
Ответка противника взрывает землю все ближе. Они корректируют точно. Я слышу прилет и кричу:
— В окоп!
Бойцы бросаются в укрытие, а оглохший Шмель торчит у миномета. Я прыгаю, сбиваю его с ног. Мы перекатываемся, вжимаемся в землю.
Взрыв!
Нас присыпает комьями земли. Мы смотрим друг на другу обезумевшими глазами. Шевелю ногой, рукой, откидываюсь на спину.
— Пронесло, — шепчут мои губы.
Шмель приподнимает голову, видит разбитый миномет и воронку на месте заряжающего. Его благодарность похожа на стон:
— Век не забуду, Кит.
Мы прячемся в окопе, сжимаем автоматы, шепчем молитвы и чувствуем свою беспомощность. Спасают артиллеристы из второго эшелона, продавливают встречный огонь мощной гаубицей.
После атаки возвращаются наши «вагнеровцы» с чумазыми лицами. Я узнаю командира штурмового отряда с позывным Вепрь.
— Мазилы хреновы! — ругается он. — Из-за вас опорник не взяли, понял?
Я прячу взгляд от стыда. У Вепря помимо стандартного знака «Группы Вагнера» на шлеме шеврон: «Герой по вызову. Второй подвиг бесплатно». И третий и сто пятый. Вепрь боец от Бога, тот самый адреналиновый наркоман, про которых Чапай говорил.
Вепрь крутой, но быстро
— Штаны береги, очко не бабушка вязала. Понял?
Вепрь ржет. Мы следом. Становится легче. У меня срабатывает рация.
Орет командир батареи с позывным Тарантино:
— Первый расчет сменить позицию! Замаскировать миномет! Кит, какого хрена медлишь?
— Поздно, — отвечаю я. — Нашего миномета нет.
— Доложить о потерях.
— Личный состав без потерь.
Тарантино смягчает тон:
— С боевым крещением, Кит. Следующий раз жду доклада о потерях противника.
Мы быстро привыкаем к опасности. Уже во втором бою всплеск адреналина забивает мистический страх, расчет действует слаженно. Бьем по квадрату и бегом на новую позицию с тяжеленным минометом в налипших от чернозема ботинках — пока ответка не прилетела. Оттуда насыпаем новые мины — и снова-здорово.
Правда Вепрь недоволен. Рубеж он взял, но в группе штурма двое раненых, по-нашему «трехсотых».
— Кит, вы не минометчики, а ландшафтные дизайнеры! Не научитесь точно в окопы накидывать, на штурм вперед моих пойдете. Понял?
Его вечное «понял» сначала бесило, потом стало родным, будто слышал его с детства.
— Вепрь, нам бы квадрик для корректировки.
— Вы же криворукие.
— И оператора в придачу. Без «птички» в окоп не накидаем.
Вепрь задумывается:
— У луганских коптеры видел. Спрошу, понял?
Мы воюем в составе союзных сил. Если «группа Вагнера» — это наконечник стрелы, то лук и стрелы — бригады Российской армии и батальоны теробороны ЛНР. В армейских бригадах большие и мощные беспилотники ими управляют специально подготовленные бойцы. Для штурмового взвода и минометного расчета достаточно китайского бытового дрона небольшого радиуса действия. Даже такие дроны в умелых руках обеспечивает гаубицам и танкам снайперскую точность.
Вепрь выполняет обещание. В наш расчет луганский батальон отряжает оператора беспилотника с китайским квадрокоптером. Парня зовут Руслан, к нему сразу приклеивается позывной Русик. Квадрокоптер у Русика собственный, из дома прихватил. Там был игрушкой, а здесь — боевая единица.
Я обучаю его командам, и Русик корректирует огонь. Первые мины пристрелочные.
Слышу голос Русика в рации:
— По первому разрыву меньше шестьдесят, левее ноль десять.
Оператор дрона находится отдельно от расчета и меняет свое местоположение. Как только он включает радиосвязь с дроном, становится видимым системам радиоэлектронной борьбы противника. По нему могут нанести прицельный удар.
— По второму дальше двадцать, левее ноль-ноль две.
— Корректуру принял, — отвечаю я.
Чех быстро наводит. Урал подбегает с миной.
— Выстрел! — кричит Шмель.
Мы зажимаем уши и открываем рты. Горячий хлопок и удаляющийся свист. Томительные секунды ожидания, и радостный вопль Русика в рацию:
— Ой, молодцы! Точно! Четверых положили!
Днестр крестится, а остальные прыгают от радости, как дети, забившие гол в решающей игре. Убийство противника сродни постыдному удовольствию, которое хранишь в себе.