Конвейер смерти
Шрифт:
– Отдохнул? Молодец! А где удостоверение личности, почему суешь мне только партбилет? – удивился полковник.
– Утрачен, товарищ полковник! Сгорел в Панджшере.
– О как! Плохо, непорядок! А почему новый не получил? Рапорт написал?
– Никак нет! Был в отпуске. Не успел. Сегодня напишу.
– Командир полка, иди сюда. Бегом! Право слово, чудаки-люди! Ты посмотри, что делается! Ростовцеву не сегодня-завтра в Москву ехать Героя получать, а у него нет документов! Как он попадет на прием в Кремль? Вы что, законченные идиоты?
– Но он никому не сказал об этом. Ты почему промолчал? – воскликнул новый командир полка Головлев, который только второй месяц был к нам назначен вместо Филатова. Подполковник вырвался из Панджшера, где был начальником штаба полка и теперь наслаждался Кабулом. А Иван Грозный ушел на повышение.
– Уезжал в отпуск, опаздывал, решил, что документы восстановлю по возвращению, – отрапортовал я без запинки и тени сомнения. – Но я спрашивал у строевика, он ответил: бланков нет. Обещал выписать справку вместо удостоверения.
– Что, в полку нет чистых бланков удостоверений офицеров? – удивился комдив.
– Так точно, нет, – подтвердил Головлев.
– Командир, запомни! Что б я больше к этой теме не возвращался. Добыть удостоверение. Хоть в армии, хоть в дивизии, хоть в округе, – продолжал возмущаться Барин. – Вы позорите дивизию на все Советские Вооруженные силы! В Кремль по справке! Он что у нас, зэк? Ну, чудаки-человеки! Исполнить и доложить. Немедля!
Штабные бледнели, краснели, потели, комдив вновь переключился на меня.
– Ростовцев, каково настроение, как моральная обстановка в батальоне?
– Хуже некуда, товарищ полковник, – брякнул я и нахмурился.
– Не понял? В чем дело? Дома что-нибудь случилось? – закидал меня вопросами полковник.
– Вы же спросили про батальон, о нем и докладываю. Послезавтра в рейд, а нас превратили в отстойник, сплавили из других частей наркоманов и алкоголиков. Еще приписали несколько мертвых душ, из госпиталей не появляющихся. Назначили их командирами взводов. Замкомбата нет, зама по тылу нет, ЗНШ нет, командира разведвзвода нет, замполитов в ротах нет, старшин рот некомплект…
– Стой, стой. Несешь какой-то бред! В отпуске переутомился, что ли? По твоим словам, замполит, батальон не боеготовен. Это что, действительно так? – начал кипятиться полковник, глядя то на меня, то на Головлева. – Командир полка! Почему молчите? Им в рейд на днях, а по докладу замполита сложилась удручающая обстановка!
– Товарищ полковник! – стал давать пояснения в ответ на мою гневную речь командир полка. – Поступил приказ усилить заставы на дороге. Вы же сами сказали, что рейдов больше не будет и боевые действия прекращаем. Конец войне!
– Какое на хрен прекращаем! Конец, говоришь… Отпустите свой конец, за который держитесь, и вернитесь к реальности! Подполковник, вы знаете, что в Гардезе потрепали батальон? У десантников погибли два командира роты. Двое в один день! Как же было организовано управление боем, если ротные погибли? Представляете,
– Подорожник болен. В санчасти лежит, – замялся командир полка.
– До такой степени плохо себя чувствует, что на ноги не подняться? – изумился Баринов. – А кто батальон поведет в горы?
Полковые начальники замялись и, смущенные, пожимали плечами.
– Так-так. Понятно! Начался синдром заменщика. Вернуть в строй! Обязательно вернуть! Ему замена когда, замполит?
– В апреле, – доложил я. – В начале апреля.
– Ого! Еще два месяца! Служить и служить! Ко мне на беседу его. Срочно! Доставить хоть на носилках, – распорядился Баринов. – Никакого разгильдяйства не допущу! Я ему усища-то накручу! Ишь, хитрющий хохол!
Подорожник действительно решил закончить воевать и велел Чухвастову управлять батальонным хозяйством. Не получилось…
Комбат лежал на кровати и выл. Вой прерывался громким матом.
– Василий Иванович, что случилось? – испугался я.
– Суки! Твари! Поубиваю всех! Ты представляешь, что они наделали? Загубили меня!
– Да бросьте, Василий Иванович, только два месяца осталось. Ничего страшного не случится! – успокаивал я комбата. – Командир дивизии особо и не орал.
– Да на хрен мне твой комдив! Ты разве не видишь, что со мной эти заразы сделали? Ослеп совсем!
Я всмотрелся в лицо Подорожника, ничего не понимая и не замечая, продолжая думать о своих делах и проблемах.
– Ну что? Не видишь? Ничего не изменилось? – повторил вопрос Подорожник.
Я отбросил посторонние мысли, сосредоточил взгляд на лице Иваныча и прыснул от смеха, догадавшись, в чем дело. Черт побери! Один его ус был аккуратно подстрижен, а второй укорочен больше чем наполовину.
– Вот так всегда! Тебе наплевать на комбата! Смеешься, издеваешься. Выходит, ты не правая рука, а левый замполит! Ну что смешного? Поругался вчера со своей заразой – «стюардессой», а она затаила злобу. Я хотел расстаться по-хорошему, пришел в гости. Выпил и случайно у нее заснул. И ведь чувствую, что-то со мной делают, а глаза открыть не могу. Сквозь сон слышу смех, и вроде как меня по лицу гладят. Оказалось, змея подколодная обкромсала один ус наполовину. И что теперь? Как быть? Придется укоротить и левый ус. Вот до чего довела меня служба в Афгане! Сюда приехал, помнишь, я тебе рассказывал, какие роскошные были усы? Семнадцать сантиметров! А теперь что остается? Обрубок над губой. Кастрировали, можно сказать.