Конвейер смерти

Прокудин Николай Николаевич

Несколько дней после боевых прошли в суете из-за очередной комиссии, и до санчасти было никак не дойти. Но каждый день я обещал себе, что завтра обязательно пойду прижигать. Как-то утром я с удивлением обнаружил, что выводить практически нечего. Бородавки, шелушась, облезли или отвалились. Радости не было предела. Мучения отменялись, все прошло само собой. И позднее, как только самая малюсенькая бородавочка где-нибудь появлялась, я ее сразу предупреждал: «Выжгу!». Она, пугаясь, быстро исчезала. Великая вещь – самовнушение!

Я вошел в свою комнату и не узнал ее.

Как она изменилась за две недели моего пребывания в горах! Словно по ней прошло стадо мамонтов или пронесся смерч. Во-первых, дверь была снесена с петель. Окно полностью разбито, ветер шевелил выцветшие занавески и оборванную светомаскировку. Один из карнизов валялся на койке комбата. Оторванная и расколотая дверца шкафа лежала вдоль стены. Лужа запекшейся крови на полу, загаженном, кроме того, остатками закуски и сигаретными бычками. В углу рядком стояло штук шесть пустых бутылок коньяка и водки. Из-под кровати торчал мой открытый чемодан, в котором кто-то тщательно порылся. Сбросив на кровать нагрудник с магазинами и гранатами, я устало присел на нее… Что же тут произошло? Погром? Налет? В дверях появился Борис Петрович, дежурный по ЦБУ. Он оглядел обстановку и ехидно хохотнул.

– Петрович, что тут было? – возмутился я.

Старый лис рассказал забавную историю с печальными и для меня тоже последствиями. Был не погром, а дебош…

После отпуска по ранению проездом к новому месту службы в комнату заявился майор Степанцов. Покидая коллектив доблестного первого батальона, он решил устроить банкет, заодно обмыть орден за ранение. В то время пока полк воевал, Степанцов решил обойтись компанией тыловых героев. Саня набрал собутыльников в штабе: Зверева и Боченкина, начальника оркестра и Гамаюна (Петровича). Для услаждения души и тела пригласил Эльку и «стюардессу». Сашка вскрыл мой красный чемодан, переоделся в новенький горный костюм, повесил на портупею АПС (мой трофей). Орел! Герой! Можно теперь рисоваться перед теми, кто в горы не ходил и пороха не нюхал…

Когда была «уговорена» большая часть спиртного, включили магнитофон и загрохотала музыка. У Сашки развязался язык.

– Элечка, иди ко мне, ласточка! Дай тебя приголублю! Я тебя очень хочу! – промямлил, шлепая слюнявыми губами, Степанцов.

– Пошел вон, мокрогубый козел! – с презрением крикнула Элеонора. – Если каждому давать, исшоркаюсь, изотрусь.

– Эля! Не бойся! – рассмеялся начальник оркестра, большой весельчак и балагур. – Можешь смело прыгать в койку, когда захочешь.

– Вот именно, когда захочу и с кем захочу, – фыркнула Элеонора. – Я сейчас желаю танцевать, а не ублажать этого потного болвана!

Девчонка отбросила табурет и заскочила на стол, сметая ногами посуду. У нее был такой бзик. Выпила – душа нараспашку, развеселилась и на стол. Танцы, пляски, стриптиз! Безбашенная…

– Одесситка! А ну, марш со стола! – крикнул ей майор Зверев.

Но деваху было не удержать. Она пнула ногой по протянутым рукам Степанцова, поддела туфлей пепельницу, из которой в полете посыпались серым дождем пепел, окурки, спички. Задрала юбку, демонстрируя просвечивающие трусики.

– Ах ты стерва! – рявкнул пьяный Зверев.

Он схватил танцоршу за руку и, чуть притянув к себе, влепил звучную пощечину. Девица упала вниз со стола, ударившись задницей

об пол. Ушиблась она не сильно, так как успела сгруппироваться в полете. Эх, не будил бы он лучше лихо, пока оно тихо! Элька в юности была чемпионкой республики по карате, о чем пьяный майор не подозревал. (Узнал он об этом только на следующий день в санчасти, где приходил в себя.) Не успел майор опомниться, как получил мощнейший удар ногой в лицо, а затем двумя ногами в грудь. Ему еще повезло, что она не надела туфли на шпильках. Одесситка метнула табурет в голову строевика и нанесла удар кулаком по печени. Бочонкин, охнув, свалился. Оркестрант шустро забрался под стол, не желая подставлять физиономию. Степанцов на мгновение схватил Эльку за руку, но тут же получил удар локтем в зубы и пяткой промеж ног. Кто метнул бутылку в окно, кто снес, убегая, двери с петель – точно неизвестно. Штабным досталось по первое число.

Гамаюн сопровождал рассказ о случившемся поглаживанием опухшей щеки и лилового фингала под глазом.

– Вот так посидели, отметили орден. Порезвились, размялись, – грустно закончил он свою сагу.

– Борис Петрович! А не знаешь случайно, где моя тельняшка, горный костюм и пистолет? – поинтересовался я, роясь в чемодане.

– Наверное, у Степанцова. Кроме него, взять некому Он стволом хвалился: автоматический, четырнадцать патронов! Генеральский пистолет! Езжай на Суруби, попробуй забрать. Но он не отдаст, не признается.

– Н-да! А Зверев соответствует своей фамилии! – недобро усмехнулся я. – Зачем девку-то в ухо звезданул? Если бы не это, то она бы комнату нам не разгромила!

– Дурак – он и есть дурак! Кто спорит. Он, как выпьет лишнего, постоянно драться лезет. Ну ладно с мужиками, а тут – баба! Эх, ты бы видел, замполит, его лицо! Картина – «ужасы войны». Зайди к нам в комнату, взгляни!

– А что, его выписали из санчасти? Так быстро? Повезло. Надо было отделать покрепче.

– «Зверюга» вынужден работать. Он в полку за начальника штаба оставался. Тут комиссия из Ташкента прибыла. Официальная версия: свалился в темноте на камень, проверяя ночью караул.

– А Элька, как она?

– Да что с ней станется? – вздохнул Гамаюн. – Избила четырех мужиков и дальше пьянствовать отправилась в компании со «стюардессой». Я велел солдатам немножко прибраться в комнате. Стекла, мусор, окурки вымели, но кто будет окна стеклить и дверь вставлять, не знаю. Разбирайся со Зверевым. Он драку затеял.

Позднее комбат шуганул штабных, тогда окна и дверь быстро вставили.

* * *

Через неделю в полк заявился с дороги Степанцов. Я его поймал в столовой и, прихватив за локоток, сказал пару ласковых.

– Никифор! Как ты смеешь материть старшего по званию? – возмутился майор.

– Саня! Ты почему без спроса взял мои вещи? Роешься в чужих чемоданах, воруешь пистолет трофейный! Коран верни и все остальное тоже!

– Я?!! Да иди ты к черту! Докажи! Я ничего не трогал у тебя. Замполит, тебе это приснилось! – нагло улыбнулся майор.

– Сашок, не зарывайся, я ведь тебя и на дороге достану! Отдай по-хорошему. Обещаю, хуже будет.

– Старлей, иди проспись, съешь таблетку от болей в голове. Перегрелся на солнышке, наверное! – нахально ответил Степанцов и ушел.