Конвейер смерти
Шрифт:
– Ну что ж, обижайся на себя! – крикнул я ему в спину.
В столовой в своем излюбленном углу сидел особист нашего батальона Растяжкин и ковырял вилкой малосъедобную пищу.
– Привет, комиссар! Какие проблемы? Вид шибко озабоченный, – усмехнулся майор.
– Нехорошая история произошла, даже неприятно рассказывать. Я из Панджшера вынес автоматический пистолет, принадлежавший погибшему вертолетчику. Помнишь?
– Ах, так он у тебя оказался тогда? – расплылся в лукавой улыбке контрразведчик. – Нашелся, значит!
– Ага. Давно
– Спасибо за информацию, Никифор! – Глаза майора жадно заблестели. – Сделаем! АПС, говоришь? Прекрасно, прекрасно. Подарю потом в штаб армии руководству, когда на замену буду уезжать!
Он отставил в сторону тарелку и умчался искать по общагам Степанцова. Но того и след простыл. Через пару дней Растяжкин вернулся с дороги с пистолетом в огромной кобуре, висящей на боку.
– Извини, Никифор, но, сам понимаешь, тебе ничего вернуть не смогу Коран уничтожен, пистолет конфискован. Выговор объявлен. Степанцов у меня сутки объяснительные писал, негодяй! При этом такими словами тебя материл – не передать! Ха-ха! – загоготал довольный Растяжкин.
После рейда потрясенный катастрофой вертолета комбат зашвырнул в один угол горные ботинки, в другой «лифчик» с магазинами.
– Все! П…ц! Никаких боевых! Ни шагу из гарнизона до замены! – прорычал, матерясь, Чапай. – Прямо сейчас ухожу в санчасть. Залягу на чистые белые простыни, выжру из горла бутылку водки и буду балдеть. Война – никогда больше! Пусть хоть расстреляют! Я нужен семье живым. Тем более что мой сменщик вылетел из Ровно и движется в направлении Ташкента.
– Василий Иванович! Все будет хорошо! – успокаивал я комбата. – Самое страшное позади.
Подорожник собрал туалетные принадлежности, тапочки и вышел из комнаты. Отправился «болеть» в санчасть. Неприятная картина. Железный комбат! Гроза батальона! Сила! Глыба! Кремень! Образец службиста и воспитателя разрушался на глазах. Деградировал. Его раздавили и морально сломили постоянные потери. Прав был Марасканов: «Начнут крепко молотить батальон, погладит смерть по голове, и вся спесь с Чапая слетит».
В душе его что-то надломилось еще в ноябре прошлого года, со смертью Арамова. Дальше – больше. Теперь оставалось только наблюдать за жалким зрелищем да вспоминать о его былом величии.
Иваныч решил закатить в честь благополучного отъезда крутую пьянку. Танкисты, артиллеристы, пехота. Приглашались комбаты и заместители. Крепко выпив, он подхватил меня за локоть и потащил в женский модуль прощаться. Во второй руке у него была неначатая бутылка водки. К его удивлению, «аэродром» был занят десантниками.
В комнате сидели какой-то подполковник (как оказалось – замкомандира полка), майор и старший лейтенант. Странная компания. Все с орденами, медалями, прикрученными к хэбэ. Вот вырядились! Парни как на подбор: здоровенные, высокие, под два метра. Красавцы! Мы же – маломерки, унылые пехотинцы. Никакого сравнения. К тому же мы явились в дым пьяные. «Стюардесса» сидела на коленях подполковника и весело щебетала, а тот что-то шептал ей на ушко.
– Убью заразу! – тихо прорычал Подорожник, но, отхлебнув водки из горлышка, сдержался.
– О-о-о! Рады гостям! – радушно приветствовал нас молодой майор.
– Это вы в гостях! – возразил я. – Хозяева этой территории – мы! Парашютисты тут – незваные гости!
– Ребята, давайте дружить! – миролюбиво предложил старший лейтенант и представился: – Сергей!
Майор тоже назвал себя:
– Александр.
Я в ответ громко буркнул свою любимую фразу:
– Когда у родителей бедная и убогая фантазия, то называют ребенка самым незамысловатым именем – Саша или Сережа!
Десантники покраснели от злости, но промолчали. После первого тоста «за братство по оружию» к нам на помощь пришел Филатов. Он вновь вернулся в полк. А сейчас пришел к своей полковой «маме». Любаша давно крутила любовь с генералом. За ней приезжала время от времени машина, и она исчезала в необъятных просторах штаба армии. Я слегка смутился, но бывший «кэп» крепко, с чувством пожал мне руку и даже обнял. Почувствовав моральную поддержку в лице Филатова, комбат повеселел. Налив полный стаканчик водки, Чапай довольно громко произнес:
– Никифор, а ты знаешь, что если вот такому длинному десантнику дать коленом по яйцам, то он переломится пополам.
Я задорно рассмеялся этой шутке, а Иваныч продолжил:
– И когда парашютист опустится низко, в этот момент следует бить его физиономию о колено. Он тогда становится ручным.
Десантники опешили, прекратили мять и гладить теток. Майор примирительно произнес:
– Ребята, давайте не будем ссориться! Мы ведь ходим одними тропами, воюем вместе. Чего вы злитесь?
– А то! Если бы мы с комиссаром вошли в ваш женский модуль, то нас бы оттуда вытурили. А я вас терплю целый час! – воскликнул Чапай. – И если тропы одни и те же в горах, то койки – разные!
Филатов сидел у окна, пыхтел, словно паровоз, и багровел от злости. Десантники сказали, что выйдут покурить, и дружно ретировались. Обратно в комнату они больше не возвратились. Женщины надули губы и сердито закричали на Подорожника.
– Ты чего, Иваныч, раскомандовался? Шагай в свой батальон, там и командуй. Кому хотим, тому и даем! – громче всех возмутилась «стюардесса».