Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]
Шрифт:
Я встал.
— Полагаю, мне лучше заняться кое-каким ремонтом самолета. Увидимся позже. И не вступайте в разговоры с незнакомыми медведями.
Она следила за моим уходом с устойчивым недоверием во взгляде.
На озере я вскрыл капот «Бобра», затем запустил мотор. Тот все еще нуждался в помощи одного из цилиндров. Через несколько минут я остановил двигатель, забрался на поплавок и приложил руку к каждому из девяти цилиндров по очереди. Только один не обжег меня: пятый, левый снизу. Пока машина остывала, я выкурил сигарету. А вывернув свечи пятого цилиндра, убедился, что они грязны, как Брайтон воскресным вечером. Я почистил их зубной щеткой и промыл в отлитом для этой цели бензине, потом завернул обратно. Затем в том же бензине промыл масляный фильтр. Этим я исчерпал свои возможности еще чем-то помочь мотору.
Однажды, в недалеком будущем, я отошлю мотор обратно в компанию «Пратт энд Уитни», и они смогут возить его по аэропортам с рекламной медной табличкой, гласящей: «Этот мотор действительно работал в том состоянии, в котором вы можете его видеть, обеспечивая работой мистера Кери. Если вы такой же безрассудный идиот, то моторы „Pand W“ могут спасти и вас».
Что правда, то правда, спасибо им.
Дело шло к пяти часам. Случайный проблеск солнца умирал над деревьями в дальнем конце озера.
Со стороны хижины донесся слабый отголосок двух выстрелов.
Поначалу я нахмурился, затем решил, что это может быть сигнал сбора или что-то в этом роде, и принялся пристраивать капот на место.
Когда я пришел к хижине, Элис ждала возле двери с двумя черными тетерками, лежащими рядом, а один из дробовиков Хомера подпирал стену.
— Острый нож есть? — спросила она.
Я отцепил «фарберин» от ботинка и передал ей.
— Ты подстрелила эту пару? — спросил я, и, конечно, вопрос не отличался глубиной и содержательностью.
— Да нет, они сами пришли ко мне и одолжили ружье, чтобы совершить акт самоубийства. Все Хомеры обучены стрелять и… готовить.
Она с сомнением посмотрела на «фарберин». Тот был так же схож с кухонным ножом, как самурайский меч с ножом для разрезания бумаги.
— Меня охватывает ужас, когда я думаю, чему тебя учили, Кери. Ну ладно, ты не чувствуешь, что настал час коктейлей?
Я вытащил бутылку, банки-стаканы и налил ей виски.
Она была без жакета, рукава блузки из чистого шелка закатаны, и руки делали свое дело с тетерками, управляясь с ножом изящно и рационально. Ощипывая и потроша дичь, она стояла на коленях на спальном мешке.
Время от времени Элис распрямлялась, разминая спину, и ее грудь четко проступала сквозь блузку.
Я прислонился к дверному косяку, потягивая виски и наблюдая. Спустя некоторое время она взглянула на меня.
— Балдеешь?
Я кивнул.
— Фантастика.
— Тебе нравятся хозяйственные женщины?
— Ну, не за этим я следил…
Она повела бровями и вернулась к работе, ни чуточку не смутившись.
Ничто и никогда не сможет выбить эту женщину из колеи, если она занята работой, которая, по ее мнению, должна быть сделана. Например, ощипывание тетерок или прочесывание закоулков Финляндии в поисках брата. И ничто ее не свернет с пути. Она была из того сорта женщин, которые преодолевают трудности с высоко поднятой головой. А затем нанимают самых классных мужчин, которые обеспечивают классные условия для высоко поднятой головы и преодоления еще более крутых трудностей.
Я курил и следил, как она покончила с разделкой дичи, уложила ее в жаровню с консервированным луковым супом в качестве соуса и поставила жаровню на печку. Поискав вокруг, я нашел керосиновую лампу, зажег и подвесил на шнур, конец которого Хомер закрепил на потолке.
За окнами закат достиг стадии, когда вся цветовая гамма стала быстро тускнеть. Деревья становились черными, небо — серым, земля — черно-серой.
Я внес дробовик Хомера, почистил его и повесил обратно на колышек. Потом долил виски всем присутствующим и закурил.
К этому времени я уже знал, что Хомера сегодня не будет, но мне недоставало храбрости сказать ей об этом. Может быть, я заблуждался. Может, он принадлежал к тому сорту людей, которые обожают ночью продираться через лапландские леса, одолевая не больше трети мили в час и через каждые пятнадцать шагов обдирая себе лодыжки.
Мы ели тетерок, и это была лучшая еда с тех пор, как я устроил себе прощальный банкет по поводу фиаско с никелем. Я что-то пробормотал по этому поводу.
Она только кивнула и спросила:
— Когда планируешь отбыть?
Я взглянул на часы.
— Около девяти, наверное.
— Куда полетишь?
— В Швецию или Норвегию.
Я еще не решил куда. Всем известно, что у меня есть кое-какие связи в Швеции, так что Норвегия предпочтительнее.
С другой стороны, ближайший норвежский город — Киркинес, на северном берегу, и местные власти наверняка предупреждены и готовы меня выследить. Еще одним немаловажным обстоятельством было мое желание оставаться неподалеку от Лапландии, чтобы быть в курсе, когда станет безопасно вернуться.
Никонен будет вынужден выстроить действительно серьезные обвинения, если захочет добиться моей выдачи.
Я не думаю, что он много выжмет из «уклонения от ареста» до тех пор, пока для ареста не будут представлены серьезные основания.
И норвежские власти не слишком трогает традиционное «подозрение в шпионаже» — слишком это пахнет политикой.
Так или иначе, я всегда могу прикинуться, что работаю на НАТО, и им, вероятно, понадобятся годы и годы, чтобы найти кого-то, кто поклянется, что это неправда.
— Оттуда ты найдешь, кто убил того пилота? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Все же больше шансов, чем здесь из тюрьмы. И я могу вернуться в любой момент.
— Да ну? — она скептически ухмыльнулась.
— Если почувствую в этом необходимость.
— Но ты же просто…
— Да, я убегаю. Но только примите во внимание — вы путешествуете налегке. И не таскаете с собой свои вирджинские владения. Все, что есть у меня — это самолет. Ладно, он чертовски хорош, чтобы драпануть куда-нибудь, но в то же время его очень трудно спрятать. Если Никонен задумает его конфисковать, это заставит меня вести изнурительную войну с чиновниками от Правосудия, чтобы его вернуть. И его придется продать, чтобы отстаивать свои права.