Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)
Шрифт:
Его собеседница выглядела прекрасной, хотя на самом деле не имела никаких реальных претензий к прелести, за исключением, возможно, фигуры, которая была гибкой, изящной, с приятными округлостями. Ее красивое лицо было необычно: черные глаза, большой и очень подвижный рот, пышные волосы, широкий лоб, задумчивое, по большей части, лицо, склонное, однако, озаряться внезапной улыбкой. Строго говоря, ее нельзя было назвать красивой женщиной, но она была чрезвычайно привлекательна, она обладала истинным магнетизмом.
Бенита посмотрела на луну, на серебристую дорожку под ней, потом обернулась к берегу и сказала:
— Наконец-то Африка близко.
— Слишком близко,
— Нет, не говорила, потому что это печальная история; если хотите, я расскажу.
Сеймур утвердительно кивнул и придвинул два палубных кресла; оба уселись на них в уголке, который образовала одна из поднятых на палубу шлюпок.
— Вы знаете, что я родилась в Африке, — начала Бенита, — и жила там до тринадцати лет. Я до сих пор могу говорить на зулусском наречии; сегодня днем я говорила на нем. Мой отец поссорился со своим отцом, из-за чего — не знаю, и эмигрировал. В Натале он женился на моей матери, мисс Ферейре; ее звали, как меня и ее собственную мать, — Бенитой. У нее была сестра. Их отец, Андреас Ферейра, женившийся на англичанке, был наполовину голландцем, наполовину португальцем. Я хорошо помню его — красивый старик, с темными глазами и седой бородой. По тем временам он был богат: владел большими участками земли в Натале и Трансваале и имел огромные стада. Итак, вы видите, что я наполовину англичанка, немного голландка, на четверть португалка — настоящая смесь! Мои родители ладили плохо. Мистер Сеймур, я скажу вам правду: он пил, хотя чувствовал к жене страстную привязанность, она же его ревновала. Кроме того, он проиграл б'oльшую часть ее наследства, и, когда старый Андреас Ферейра умер, они обеднели. Однажды ночью между ними произошла ужасная сцена, и он, обезумев, ударил ее.
Моя мать была очень горда и решительна и, обернувшись к нему, сказала (я слышала это): «Я никогда тебе не прощу, между нами все кончено». На следующее утро мой отец, уже трезвый, просил у нее прощения, но она ничего не ответила, хотя он уезжал куда-то на две недели. Когда он уехал, она приказала запрячь фургон, уложила вещи, взяла кое-какие сбережения, поехала в Дурбан и, сделав несколько распоряжений в банке относительно своего личного маленького состояния, вместе со мной отплыла в Англию, оставив письмо для моего отца, в котором писала, что больше никогда не увидит его, и если он попытается забрать меня, то английский суд, под защитой которого она находится, не позволит отдать меня в дом пьяницы…
В Лондоне мы поселились с моей теткой, которая прежде была замужем за майором Кингом, но к этому времени овдовела и жила с пятью детьми. Мой отец часто писал матери, прося ее вернуться, но она не соглашалась и, думаю, была не права. Так продолжалось двенадцать лет или больше; моя мать умерла внезапно, я наследовала ее небольшое состояние с доходом двести-триста фунтов в год; свой маленький капитал она поместила так, что никто не может коснуться его. Скончалась она приблизительно год назад. Я написала отцу о ее смерти и получила от него грустное письмо; у меня есть несколько его писем. Он молил меня приехать к нему, не дать ему умереть одиноким и говорил, что умрет от разбитого сердца, если я не исполню его просьбу. Он уверял, что давно перестал пить, так как вино сломало его жизнь, и судья и доктор подтверждали это. Несмотря на уговоры моих двоюродных братьев, сестер и тетки, я согласилась — и вот я здесь. Отец должен встретить
— Хорошо, что вы приехали сюда, при всех этих обстоятельствах. У вас, должно быть, храброе сердце, — сказал Роберт задумчиво.
— Это мой долг, — ответила она. — И, кстати, я не боюсь тех, кто родился в Африке. Правда, я все чаще и чаще хотела вернуться туда, на вельд, лежащий так далеко от лондонских улиц и туманов.
— Не удивляйтесь, мисс Клиффорд, но я однажды встретил вашего отца. Вы всегда напоминали мне кого-то, но я забыл имя этого человека. Теперь я припоминаю: его звали Клиффорд.
— Где же вы его встретили? — спросила она удивленно.
— Как я говорил вам, я уже побывал в Южной Африке при других обстоятельствах. Четыре года назад я охотился там на крупную дичь. Направляясь от восточного берега, мы с братом (он уже умер, бедняга!) попали в страну матабелов на берегах Замбези. Не найдя дичи, мы собирались двинуться на юг, но туземцы рассказали нам об удивительных развалинах над рекой, в нескольких милях от нас. Оставив фургон по эту сторону высокой гряды, через которую было бы трудно перевезти его, мы с братом захватили ружья, сумку с провизией и двинулись в путь. Развалины были дальше, чем казалось, однако с возвышенности мы довольно ясно рассмотрели их. Скоро стемнело.
Перед стеной мы заметили фургон и палатку и, решив, что они принадлежат белым, пошли туда. В палатке горел огонь, пола ее была откинута, так как стояла очень жаркая ночь. В ней сидели двое: седобородый старик и красивый малый, лет сорока, с темными яркими глазами и острой черной бородкой. Они рассматривали груду золотых безделушек, лежавших на столе между ними. Я хотел заговорить, но чернобородый человек услышал или увидел нас и, схватив ружье, прислоненное к столу, быстро повернулся и прицелился в меня…
— Ради Бога, не стреляйте, Джейкоб, — попросил старик, — это англичане.
— Будет лучше, если они умрут, — ответил тот мягким голосом с легким иностранным акцентом. — Нам не нужно ни шпионов, ни воров!
— Мы ни то, ни другое, но я умею стрелять так же хорошо, как вы, мой друг, — заметил я и направил на него дуло.
Он опустил ружье, и мы объяснили, что отправились в археологическую экспедицию. Мы разговорились и вскоре стали настоящими друзьями, однако ни я, ни мой брат не сошлись с мистером Джейкобом… Его фамилию я забыл. Меня поразило, что он необыкновенно ловко владел ружьем, и, насколько я понял, у него было таинственное и довольно темное прошлое. Не стану распространяться слишком долго; скажу только, что, поняв наши намерения, ваш отец (это был он) откровенно рассказал, что они искали сокровище, два или три столетия назад спрятанное в этой местности португальцами. Но племя макалангов, занявшее крепость Бамбатце, не позволило им производить нужные раскопки, утверждая, что ее охраняет призрак и, если мы потревожим землю, это принесет несчастье всем.
— Они отыскали золото? — спросила Бенита.
— Не знаю, потому что на следующий день мы ушли. Кстати, золото, которое мы видели у вашего отца и его друга, было в некоторых древних могилах, но не имело ничего общего с легендарным кладом.
— Что же это было за место? Я люблю старые развалины, — перебила Бенита.
— О! Замечательно! Гигантская стена, образующая круг и построенная бог знает кем. На полпути к вершине холма возвышается другая стена, а затем еще одна, в верхней трети, и там, в окружении своего рода святая святых, на грани пропасти, — большой конус из гранита.