Копи Царя Соломона. Сценарий романа
Шрифт:
– Б…, на…., в…, е… в рот, сука е… – колотить, в ж… б… через п….. – орет он.
Полицейский кабинет. Лицо Натальи.
– Я Прекрасно понимаю, о чем вы говорите, офицер, – говорит она.
– Одобрит ли ваше начальство ненормативную лексику, вот в чем вопрос, – говорит она.
Мусор смеется. Короткая ретроспектива: человек в генеральском мундире с орденами, уронивший на себя бокал с шампанским во время приема – на фоне шеренги студентов академии полиции в парадной форме – прыгает
– Б…, на…., в…, е… в рот, сука е… – колотить, в ж… б… через п….. – орет он.
Снова кабинет. Мусор говорит:
– Мы мля, трудимся не покладая рук, – говорит он.
– Бытовуха цветет мля пышным кустом, – говорит он.
– А вы блядь, интеллигентишки чертовы, – говорит он.
В это время открывается дверь и раздается крик:
– Капитан Петреску!
– Я, – лениво отзывается мусор и выходит.
Наталья сидит так же прямо, старается не смотреть в угол. Писатель, низко склонив голову, сцепив руки в замок, тоже молчит, сопит.
– Гребанный папа! – говорит Натали по-английски.
Молчание. Сопение.
– Гребанный папа, гребанная Молдавия, гребанная… – говорит она.
– Гребанная… гребанные… гребанное… – размышляет она вслух.
– Гребанные папиросы «Жок»! – восклицает она, заметив дымящуюся папиросу на столе.
В это время она становится очень похожа на отца.
– Гребанный папа, – вспомнив, вместе с нами, его, говорит Натали.
– О ты, чья месть отцу взывала к бытию тех фурий… – говорит по-английски избитый пьяница.
Наталья поворачивается.
– И ты, чья радость лишь омыла… – продолжает она стих.
Приходит время удивляться писателю.
– Первый раз вижу американку, которая знает «Короля Лира» наизусть, – говорит он.
Понятно, что этим он хотел сказать всего лишь «первый раз в жизни вижу американку».
– Я учусь в школе актерского мастерства, – говорит с неожиданно детской улыбкой Натали.
– Мой папа не одобряет этого, – говорит она со вздохом.
– Ему кажется, что я бы больше преуспела в семейном бизнесе, – говорит она.
Писатель молчит. До Натальи доходит, что эти две фразы «О ты, чья месть отцу взывала к бытию тех фурий» и «Первый раз вижу американку, которая знает „Короля Лира“ наизусть», – и есть все, что ее собеседник знает на английском.
(Прим. В. Л. – само собой, таких строк в «Короле Лире» нет, и я уверен, что этого никто не заметил, а если вы сразу так подумали, то я вас поздравляю – Вы очень продвинутый хипстер, интеллектуал, посетитель Пермских выставок и педераст.
– Я учусь в школе актерского мастерства, – повторяет она на русском.
– Мой папа не одобряет этого, – повторяет она со вздохом.
– Ему кажется, что я бы больше преуспела в семейном бизнесе, – повторяет она.
– Что с нами будет? – спрашивает она без паузы.
Мужчина пожимает плечами:
– Ну, в одном можно быть безусловно уверенным, – говорит он.
– Мы все умрем, – говорит он.
– Папа предупреждал меня, что русские мужчины склонны к излишним философствованиям, – говорит Натали, становясь похожей на педантичную американку (собственно, на себя саму – прим. В. Л).
– Твоя папа Гитлер, что ли? – спрашивает Лоринков.
– При чем тут Гитлер? – холодно спрашивает Наталья.
– Так это он так говорил, – говорит Лоринков.
– Мы евреи, – ледяным тоном говорит Натали.
– Так мля Гитлер и был еврей, ты че, не знала? – говорит Лоринков.
– Это гнусная ложь, – говорит Наталья сухо.
– Чья? – спрашивает Лоринков.
– Гитлеровской мля пропаганды? – говорит он.
Наталья проделывает невозможное – испепеляет ледяным взглядом собеседника. Но тот настолько с похмелья, что ему даже не неловко. Смотрит на Наталью с вызовом. Обе меряют друг друга презрительным взглядом, каждый – забыв о том, как сейчас выглядит сам. Наконец, отводят взгляд, Лоринков снова смотрит в пол, Наталья на окурок «Жока».
Видно, что они сумели не понравиться друг друга за очень короткий срок.
***
Мы видим перед собой гигантского чертика, сплетенного из резиновых трубочек. Таких в пост-СССР делают в местах заключения осужденные. Остатками трубочек они переплетают ручки, которые шлют своим девушкам с записками «ты только жди». У каждой уважающей себя девчонки в конце 80—х была такая ручка. А у автомобилиста – чертик.
Камера отъезжает, и мы видим, что это и правда автомобильный талисман. Он болтается на зеркале заднего вида. В нем мы видим недовольные лица Натана и Иеремии. А еще – лицо полного, краснорожего мужчины, с золотыми зубами. Тот, хохоча, рассказывает. Общий план машины, салона, дороги. Мы видим, что таксист умудряется: а) курить, б) есть семечки, в) вести машину, г) жестикулировать.
На одном, особо лихом, повороте побледневший Иеремия машинально крестится.
Натан глядит на него, высоко подняв брови.
Иеремия краснеет, и отворачивается.
Таксист, хохоча, говорит:
– Ну и, значит, к нему приходят внуки и говорят, Мойше, ты че, мля, собрался подыхать, и не откроешь нам этого мля секрета заварки?
– И он говорит им класть больше заварки, – говорит с кислой миной Натан.
– Знаете, да? – спрашивает, обернувшись (машина оказывается без управления) таксист.