Корабельщик
Шрифт:
– Потерял.
Канонада, похоже, стихала, или это корабль противника решил отойти от города. А может, его продырявили славные солдаты Королевства, мечтавшие на глазах командиров и мирных сограждан утопить железное чудовище, плюющееся чугунными болванками с огненной начинкой. Но воздух в городе, похоже, не желал терпеть пустоту – со стороны улицы Восстания опять донеслись звуки выстрелов, на этот раз одиночных, и вслед за ними торжествующий вскрик.
В просвете между зданиями возник парень, который еще недавно прижимал Максима к подоконнику. Пуля настигла его перед самым
Ефрем оттолкнул Максима в сторону и оперся о стену, и тотчас вслед за этим в нескольких саженях от них появились патрульные. Один принялся обшаривать труп парня, лежащий с подвернутой рукой, а второй сразу заметил ребят и направил на них магазинную винтовку с массивным деревянным прикладом – мечту всякого новобранца. Тут только Максим и опомнился, но бежать было уже поздно.
– Кто такие?
Подошел командир группы, щуплый капрал с неожиданно сильным голосом, хриплым от постоянного напряжения.
– Что, еще грабители? – заинтересовался он. – Эй, дай-ка сюда, – обратился он к солдату, грубо обыскивавшему жертву. – Осколки былых украшений перекочевали в его подставленную ладонь. – Это подлежит сдаче в Приказ, чтобы пострадавшие могли забрать свое имущество. Или правила не знаешь?
– Так точно! Знаю! – вытянулся патрульный, по всему видно, новобранец. Он буквально лучился гордостью, исподтишка поглядывая на попавшихся ребят – мол, не доросли еще до армии. Максим не спускал завистливых глаз с его винтовки, пусть совсем не новой, с треснувшим прикладом, зато настоящей, а не по-детски деревянной.
Второй солдат в это время держал на прицеле обоих пленников, как-то по особенному присматриваясь к Максиму.
– Где-то я уже видел эти штаны, – неуверенно проговорил он. – Господин капрал, не тот ли это пацан, что в нижней квартире шнырял, дверь открыл? Вон и рюкзачок похожий. Тот, правда, на Морскую выбежал… – Он подошел ближе и ткнул Максима стволом, заставляя повернуться спиной. Железо уперлось между лопаток, и Максим самым сердцем почувствовал, как сидящий в патроннике сгусток металла дрожит, словно мечтая вырваться на свободу и поразить доступную, покорную цель.
Стоит только дернуться к забору, так и произойдет.
– Я помогаю товарищу дойти до дома, – с силой проталкивая слова через пересохшее горло, сказал он. – Мы смотрели на войну в порту.
– А что с ним?
– Ногу подвернул, – прошептал Ефрем. Максим понял, что он отвечает механически, не веря в спасение. Кажется, ему уже давно было безразлично, погибнет он или нет, и только боль от раны еще заставляет его ощущать себя живым, а не подданным матери Смерти.
– А это что? – Капрал насмешливо кивнул на кровь. – Краска?
– Порез… Я сам его завязал. Он неглубокий и не помешает мне жить. Я смогу прокормить себя.
– А ну пройдись…
Ефрем оторвался от стены и сделал шаг, изо всех сил пытаясь делать вид, что это ему ничего не стоит. Он отодвинулся от опоры, шагнул снова и вдруг
– Ну вот, а говоришь… Нехорошо спорить с законом, малыш. Метрику! – Он вывернул карманы жертвы, но в них ничего не оказалось. – Где документы? – прошипел гвардеец и взглянул на Максима.
Того тотчас обыскали, но нашли только его собственный документ – сложенный вчетверо, с пожелтевшим дагерротипом. Капрал долго вертел бумагу в руках, раздраженно сопя, затем записал имя и фамилию в планшете и вернул метрику хозяину, пробормотав что-то вроде: “Далеко от дома ушел, паря…” Солдат в это время проверил каждую складку в одежде Ефрема, но безуспешно.
– Я ее потерял, – бормотал тот. Упираясь руками в колени, он едва сохранял равновесие и почти не открывал глаз. Его лицо было очень бледным и мокрым от пота.
– Имя! – Ефрем назвал, и капрал записал его карандашом сразу в том же планшете. – Давай, действуй. – Старший кивнул бойцу, не спускавшему ребят с мушки. – Все равно упустил одного вора. Так хоть этого несчастного от мучений освободишь.
– Именем Его Величества, исполняя волю предков и букву уложений, – начал солдат, заметно волнуясь и приставив ствол к груди Ефрема. Максим отвернулся. Все пути к бегству были перекрыты, к тому же он почему-то верил, что одной жертвы патрулю будет достаточно. – Избавляя от бесплодных страданий человека и родных его от обузы, дабы дать жизнь новым поколениям сограждан, вверенной мне как патрульному Закона властью… Покойся в мире и не ропщи на живых.
Парень на секунду запнулся – видно, в первый раз совершал ритуал Освобождения – но тут же выстрелил. Уши у Максима на мгновение заложило, резко запахло пороховой гарью.
– Четче, солдат, четче, – строго заметил капрал. – Почему в конце сбился? Плохо выучил формулу? Чтобы сегодня же повторил, завтра утром спрошу.
– Слушаюсь, сударь. Просто я волновался.
– Сам ты сударь… Эх, молодежь! Показывай сумку, – приказал командир, грозно приступая к Максиму. – Тебе везет, – через некоторое время протянул он и жестом приказал подчиненным двигаться. – Иди домой, парень, или на пристань. Там все еще жарко. Глядишь, и поможешь своему народу. Хотя уже поздно, я думаю, выстрелов давно не слыхать… А тут нечего шляться. И кровь с рук отмой, – внезапно усмехнулся он и потрепал парня по плечу. Тот окаменел.
– Смерть, где же я видел эти штаны? – оглянувшись на Максима, протянул один из солдат, тот, что исполнил приговор.
– Давай-давай, двигай, – бросил капрал.
Вскоре они скрылись за поворотом, их уверенные шаги затихли вдали, и Максим внезапно почувствовал, что ноги плохо держат его. Выдохнув, он уселся прямо на камни. Под руку подвернулось что-то теплое и мягкое, и он зачем-то приподнял это с мостовой. Рука бывшего приятеля, замазанная кровью, упала обратно, звякнув осколком стекла. На ее тыльной стороне, выступая сквозь все наносное, проглядывал длинный, узкий бугорок шрама. Он тянулся от запястья до мизинца, как знак прежней, детской жизни, и расплывался в странном тумане, натекшем на глаза Максима из его памяти.