Корабль идет дальше
Шрифт:
— Кливер шкоты подобрать! — раздается команда вахтенного штурмана. — Спите тут, ничего сами не видите.
Несколько человек нехотя встают и идут подбирать шкоты.
За десять дней моего пребывания на баркентине я услышал много разных разговоров, показывающих отношение этих мальчиков к морю, их будущей службе и к жизни вообще. Чего скрывать, были среди них парни, похожие на Володьку с его «перелетными» планами, были равнодушные, попавшие в Мореходное училище по принципу: «Все равно, в каком высшем учебном заведении получать образование», встречались и просто любители больших заработков, думающие, что на флоте «умному» человеку деньги сами в карман сыплются. Всякие были… Но большинство ребят
Сойдя с борта «Сириуса», я поехал в Ленинград и принялся за давно начатую книгу. Мне хотелось в ней рассказать и о том, что я видел и слышал на учебном судне. Так появилась повесть «Золотые нашивки». В ней действуют капитаны Шведов и Нардин, курсанты Тронев, Роганов, Курейко, Хабибулин, девушки Зойка, Марина, Валерия Николаевна… Все это люди с разными характерами и вкусами, но это хорошие люди, влюбленные в свое дело моряки… Мне хотелось показать именно таких. Образованных, способных руководить сложным предприятием людей и обязательно немножко романтиков.
Много юношей мечтает о море. Они видят его в своих снах, жадно ловят каждое слово о нем, они делают деревянные плоты, утлые лодчонки и отправляются в далекие плавания по рекам и озерам. Ведь для многих море слишком далеко. Но они уже вдыхают «ветер дальних странствий» и чувствуют себя моряками. И рано или поздно они станут ими. Это неотвратимо. Они поступят в училище, познают мореходные науки, и, наконец, придут в море, принеся ему свою любовь.
Я хочу привести только один отрывок из письма такого влюбленного:
«…Знаете, когда я выхожу в море, то все плохое, что случается со мной на берегу, постепенно забывается или становится таким незначительным по сравнению с величием природы, с которой я соприкасаюсь. Мне кажется, что только в море можно познать это величие. Правда ведь? Нас всего тридцать два человека на судне. Горсточка людей, оторванных от берега. Но чувствую себя среди родных. У нас все за одного, один за всех.
А какой у нас теплоход, если бы вы знали! Так и хочется погладить его борт, когда ты подходишь к нему. Я то уж знаю, что он не выдаст ни при каких обстоятельствах. Попадали мы в переделки! Надежный друг. Я плаваю на нем уже два года, и мне не хочется никуда уходить. Даже на более выгодные рейсы.
У нас замечательный капитан. Мне кажется, что от капитана на судне зависит очень многое. Наш капитан молодой, немного горячий и вспыльчивый, но справедливый. К нему можно прийти со всяким вопросом, он поможет. Мы не променяем его ни на кого другого.
Вы плавали много и знаете, как все бывает на судне. Но мне хотелось, чтобы вы пришли к нам на теплоход и убедились сами: все, что я пишу, правда.
Сейчас я в отпуске, у себя дома…
Виктор А., матрос первого класса».
Это письмо напомнило мне далекую молодость.
Месяца два тому назад у меня в гостях побывал знакомый капитан Александр Николаевич А. Мы сидели за столом, курили, вспоминали прошлые плавания, и, конечно, разговор коснулся будущего нашего флота.
Александр Николаевич, насупив свои густые с проседью брови, недовольно оттопырив нижнюю губу, ворчливо говорит:
— Вот мы уйдем, кто тогда будет плавать, а? За нами многолетний опыт, знание моря… А теперь? Зеленая молодежь. Вчера в мореходке учился, сегодня уже капитан. Да еще какого судна! Очень уж быстро выдвигаются. Моря не успели узнать, опыта получить. В наше время, помнишь? Третьим наплаваешься, потом вторым, а уж тогда старшим лет пять-шесть. Школа, я вам скажу! А теперь что? Раз, два и в дамки. Не судоводители, а судогубители! Аварий-то ведь больше стало… А старых моряков понемногу оттесняют на задний план…
Александр Николаевич сердито отворачивается. Ему не хочется признавать, что сейчас другая работа, темп жизни другой. Там, где его судно выгружали за неделю, сейчас выгружают за сутки. Он ходил на своем паровичке восемь-десять миль, сейчас суда идут по восемнадцать. Теплоход на семь тысяч тонн казался тогда гигантом, а теперь на судно в двадцать тысяч тонн никто не обращает внимания. Он не понимает, что подготовка капитанов отстает от строительства новых судов, что нельзя задерживать рост способных людей.
Нет, я не согласен с Александром Николаевичем и, закуривая новую сигарету, говорю этому седовласому ворчуну:
— Пока существует мир, старое всегда уходило, а молодое занимало его место. Жизнь не останавливалась, суда никогда не переставали плавать, перевозить грузы из-за того, что уходили старики. И потом, почему бы им не плавать? Вот ты несправедливо отозвался о молодых капитанах — «судогубители», мол. Неправда, Я тебе приведу десятки примеров, когда именно молодые люди показывали высокое морское мастерство. Что, нет? Разве капитан «Черняховска» в океане в один и тот же рейс не спас два горящих судна, или команда «Мичуринска» не проявила мужества и находчивости, дав отпор провокационным действиям южноамериканских властей, или у тебя не вызывает восхищения операция по буксировке в Атлантике в шторм огромного теплохода «Клин» теплоходом «Ижевск». А кто командовал судами? Молодые, совсем молодые моряки. Нет, дорогой мои, ты не прав и на все смотришь с позиции собственного положения и возраста. Всегдашняя ошибка поколений… Корабль идет дальше и никогда не остановит своего движения. Семь футов ему под килем!..»
Он рассердился тогда на меня, милый несовременный Александр Николаевич, защитник старых довоенных порядков, эмблем, формы… Обвинил в «приспособленчестве к веяниям», в неуважении к собственному опыту и стажу… Но я искренне уверен, что он все-таки не прав.
Осенью 1973 года я познакомился с капитаном Балтийского пароходства Анатолием Павловичем Былкиным. С капитаном «новой формации». Так мне его рекомендовали. Он командовал большим грузовым теплоходом «Владимир Ильич» и ходил в самые далекие рейсы — Австралию, Канаду, Южную Америку, Японию.
— Вы спрашиваете, как я смотрю на морскую романтику? — Анатолий Павлович в раздумье поерошил свои густые черные волосы. — Она уже не совсем та, что была в ваше время…
Я сделал протестующий жест.
— Нет, нет, — улыбнулся капитан. — Она осталась. Есть чувство нового, борьба со стихией, экзотика, красота окружающей природы, океан… Но мне кажется, что сейчас первое место занимает романтика морского труда. Что это такое? Удовлетворение своей работой, результатами, которых добился ты и твой экипаж. Представьте себе теплоход, оснащенный самыми современными механизмами и приборами. Это целое большое предприятие, и оно подчиняется тебе, оно должно хорошо работать, приносить государственный доход. И вот, когда в конце года выясняется, что мы дали около двухсот тысяч внеплановой прибыли, у меня, например, прекрасное настроение. Значит, мы не напрасно трудились, изыскивали новые статьи экономии, использовали передовые методы труда. А как важно, когда весь экипаж думает над этим! Вы поняли меня?