Корабль идет дальше
Шрифт:
Выйдя из редакции в коридорчик, мы остановили первую пробегавшую мимо девчонку и спросили:
— Скажите, пожалуйста, как фамилия главного редактора «Костра»?
— Петя Капица.
— Кажется, ничего парень, этот Петя Капица, — сказал мне Витька, когда мы спускались вниз по лестнице. — Он мне понравился.
— Да, там, по-моему, все ребята ничего, — согласился я. — Хоть приняли как людей.
Через неделю, когда мы вновь пришли в редакцию, Капица сказал нам:
— Ну что ж, моряки. Нам понравился ваш рассказ. Напечатаем. Если есть что-нибудь еще — приносите.
— Конечно, есть, — заверили мы главного редактора
У Витьки кончился отпуск. Он ушел в море. Я остался на берегу и с нетерпением ждал выхода в свет «Костра» с нашим рассказом. И вот наконец журнал у меня в руках. Лихорадочно листаю его страницы, ищу наши фамилии. Пока нет… А может, вообще нет? Скорее в оглавление. Вот!.. Страница тридцать шестая. О, какой шик! Заставка — по неспокойному морю плывет огромный красавец-лайнер, немного ниже замысловатым шрифтом выведено — «Концерт», и слева, мелко — наши фамилии. Здорово! Непередаваемое чувство счастья, гордости, какого-то детского восторга. Хочется показывать журнал каждому и спрашивать: «Читали рассказ «Концерт»? Хороший?»— и потом скромно заметить: «Это я, между прочим, его написал. Читайте в следующем номере «Случай в Гамбурге». Тот еще интереснее». Но это только в мечтах. Пока я читаю «Концерт» сам. Читаю несколько раз. Очень хорошо написали!
«Случай в Гамбурге» напечатали в следующем номере. У меня появилась уверенность, что я могу писать. Витька был далеко в море. Я начал работать один. Голову наполняли сюжеты морских рассказов. Теперь я часто заходил в «Костер». Мне было уютно в редакции. Ко мне относились по-дружески, охотно слушали морские истории, приглашали на совещания детских писателей, проводившиеся при журнале. Тут я впервые в жизни увидел таких известных писателей, как Каверин — он печатал в «Костре» свой роман «Два капитана», — хорошенькую голубоглазую Ольгу Берггольц, Евгения Шварца, Льва Успенского, поэтов Гитовича и Владимира Лившица. Я глядел на них с восхищением и гордился своей причастностью к литературным кругам. Правда, на писательских совещаниях я всегда молчал: стеснялся, чувствуя, что еще очень далек от того, чтобы выступать как равный и сказать что-нибудь дельное. Зато я слушал жаркие споры о том, какой должна быть детская литература, как надо писать, почему дети не принимают дидактики.
Когда кончился мой отпуск и я ушел в море, то стал чем-то вроде специального корреспондента. Посылал в «Костер» свои письма из-за границы и советских портов, куда заходило мое судно.
За два года сотрудничества в «Костре» я написал больше десяти очерков и рассказов: «Туман», «Первый рейс», «Драгоценный груз», «На остров Сахалин» и другие. В 1940 году в «Костре» был напечатан мой очерк «Сегодня в Таллине». Он был последним. Тревожное предвоенное время, утомительные рейсы, короткие стоянки прервали тогда мои занятия литературой и связь со ставшим для меня родным
Школа
Вскоре после моего океанского рейса на «Щорсе» я снова получил назначение на теплоход «Смольный», но уже старшим помощником. Капитана Зузенко на нем не было. Судном командовал Михаил Петрович Панфилов.
«Смольный», как и прежде, держал линию между Ленинградом и Лондоном и для того времени считался комфортабельным судном. Пассажиры-иностранцы с удовольствием путешествовали на нем, любили русскую кухню и заведенные здесь порядки.
Я приехал на теплоход поздно вечером. Шла погрузка. «Смольный» стоял залитый светом электрических люстр. Гудели краны. Иллюминаторы и окна пассажирских кают были освещены. Я остановился и долго любовался судном. На таких мне еще старпомом плавать не приходилось. Вступив на палубу, я услышал, как приятно «мурлычет» судовое динамо и чуть заметно дрожит корпус. Меня встретил чисто одетый приветливый вахтенный.
— Вы новый старпом? — спросил он, взглянув на мои нашивки. — Ждем. Давайте вещи, помогу.
Он провел меня в каюту старшего помощника.
— Старпом будет завтра. Он предупредил, чтобы я вас сюда поселил. Располагайтесь.
— А Михаил Петрович на судне?
— Дома.
— Не спит?
— Нет. На баяне играет.
Я удивился. На баяне? Почему на баяне? Раньше Панфилов на баяне не играл. Мне захотелось сразу же повидать капитана. Я не видел его несколько лет. Каким он стал? По мягкой, вишневого цвета дорожке, расстеленной в коридорах и на трапах, я поднялся наверх и остановился у двери в капитанскую каюту. Оттуда доносились нестройные звуки баяна. Я постучал. Играть перестали, и я услышал:
— Пожалуйста!
Капитан сидел посредине каюты на табуретке-раскладушке с перекинутым через плечо черным ремнем и держал в руках большой многорядный баян. Он не удивился моему приходу:
— Ну, здравствуй. Я просил в отделе кадров, чтобы вместо Игоря Васильевича прислали тебя. Тот уходит на другой пароход. Как живешь?
Он заметил мой недоуменный взгляд, брошенный на баян, смущенно улыбнулся:
— Новое увлечение. Пока плохо получается. Но ребята просили выступить на концерте самодеятельности. Вот и разучиваю. Послушай…
Он склонил голову набок, заиграл довольно бодро «Донну Клару», но через некоторое время сбился с мелодии.
— Как?
— Не очень-то важно, — засмеялся я.
— К концерту подготовлю, — сказал капитан, снимая баян. — Садись.
Мы уселись в кресла.
— Когда придет старпом, примешь у него дела. Побыстрее только. Послезавтра отход. Команда здесь хорошая. Особенно можешь положиться на боцмана. Кто? Павел Иванович Чилингири. Слыхал? Славится на все пароходство как лучший такелажник. С помощниками познакомься. Тоже неплохие ребята. Я думаю, что тебе надо знать о моих требованиях к старпому.
— Обязательно.
— Так вот… Порядок такой. Я все делаю в пароходстве, ты — на судне. После прихода «Смольного» в Ленинград я уезжаю домой и возвращаюсь на борт только к подписанию коносаментов. Если встретятся затруднения, звони по телефону. Я приеду немедленно. Справишься? — Капитан испытующе взглянул на меня.
— Не знаю, Михаил Петрович. На таком большом судне я еще старпомом не плавал.
— Значит, я ошибся, что попросил тебя? Я вспыхнул:
— Я полагал, что всегда сумею получить у вас совет…