Корабль неспасенных
Шрифт:
– О нем в моих файлах нет ничего. Возись сам со своим уродцем. Но лучше – отправь в утилизатор.
Опять недовольство надутых губок. И над головой поплыли кривые ромбы.
– Как скажешь, моя госпожа. Вернемся к теме. Значит, сначала отдельные самоубийства, потом их становилось все больше и больше.
– Да. Одним из первых массовых было «московское стояние». Почти две тысячи погибших, люди сожгли себя на небоскребах Москва-Сити.
– Жуть, а не акт протеста. А хваленое общество контроля и благополучия не смогло ничего предотвратить?
– Пытались на первых этапах. Контролировать,
– Это как если бы бог отрезал ниточку судьбы – и ты обречен. Бегай, не бегай – обратно прибежишь. Были такие архаичные верования и истории. Что-то там про мать, что стала женой собственного сына. Кто-то там тоже покончил с собой.
– Не понимаю эти человеческие глупости, – фыркнула Наиль и поднялась с кушетки. – Когда все ясно, стройно, понятно, предсказуемо – это и есть идеальное состояние. Машины к этому и стремятся. А люди бегают.
– Тебе не понять. Рассказывай дальше.
Она пожала плечами и убрала все иллюзии с потолка. Корабль умел не только обижаться, но еще вредничать и упираться рогом.
– А дальше лавина нарастала. Желание убить себя распространялось, как вирус. Создавались целые ордена самоубийц. Их акции становились демонстративными. И всегда самосожжение или прыжок с крыши. А тринадцатого июля, в «День огня», погибли почти два миллиона человек. Начался хаос. Гражданская война в Европе, России, Америке. Япония и Китай, правда, устояли. Повсюду уничтожались технические средства слежения и контроля: имплантаты, дроны, андроиды, устройства быстрого реагирования и обработки информации. Качество жизни человечества откатилось на два века назад.
– Любопытно. Но очень общая картина.
– У меня крошечная информационная база по истории, чтобы радовать байками. Подробную хронологию найдешь на Земле.
– Забавно, что наш космический гомункул имеет к этому какое-то таинственное отношение.
– Таинственное отношение? Очнись, романтик! Даже я не могу просчитать, как существо из далекой галактики может знать о событиях многовековой давности на Земле. Последние часы работаю над векторами вероятностей отраженных проекций бытия. Ну или бога. В любом случае дрянь, слепленная из космической грязи, опасна и непредсказуема. Избавься! Иначе пожалеешь.
Воронцов сел и яростно потер виски. Он никогда не был силен в общении со странными людьми, а тут вообще невесть что. И воинственный компьютер наседает.
Не помешала бы вторая бутылка пива.
Глава 5. Где Женя?
Дела сами себя не сделают. Главное – он так и не закончил внешний обход корабля. Километровый веер солнечных парусов следовало перешерстить с роботами. Тем более что пора свернуть с маршрута и раскочегарить плазменную тягу. Черная дыра распахнулась совсем близко, может всосать кораблик и не облизнуться.
Ползать по обшивке «Наиль» пришлось больше пяти часов.
Мысли о пленнике Воронцов задвигал в темные углы сознания. Пусть вызреют. Что подкидыш делает в каюте, смотреть не тянуло. Наиль слепила ему уютную квартирку и отрапортовала: Женя сидит внутри, как зверек, лишним движением воздух не колыхнет. Плохо ему, хорошо ли в норе – бог весть.
После упражнений в экзоскелете под дулами звезд Воронцов решил поковыряться в данных последних месяцев полета. Убаюкивает, медитация не хуже кручения гладких шариков между пальцами. А если обновлять чашки черного кофе одновременно с навигационными выкладками и сохранившимися в базе космическими пейзажами, то часы пролетают незаметно.
Вот как, не любя космос, он стал астроинженером? Оставшаяся на экзопланете бывшая жена твердила, что Воронцов в душе эгоцентричный бездельник и авторитарный зануда, уверенный, что лучше всех все знает. Его с места не сколупнешь, пока размазан с теплым пледом по дивану. Но если что-нибудь на чужой полке оскорбляет вкус, то начнет выгрызать мозг. Бывшие обожают все житейские наблюдения превращать в саркастические ярлыки. Готовят надоевших благоверных к бросовой распродаже.
Если стряхнуть яд с характеристик, то во многом бывшая права. В космос он сунул нос, чтобы понять, как можно этот стылый долгострой хоть в некоторых углах облагородить. Задача, что и говорить, человечеству не по силам, но мечта все равно питает фантазию и разогревает мозг. Жаль невозможно, как бог, одним словом творить.
– Объект впал в ярость, – внезапно сообщила Наиль. – Мечется по каюте. Явно хочет вырваться.
В углу экрана всплыло окошко трансляции. Воронцов обреченно распечатал конвертик.
Ничего себе! У Франкенштейна моторчик злости завели до передела. Похоже, надеется пробить дыру наружу. И с какой страстью по стенам колотит-то!
– Что это с ним такое произошло? Ты его виртуальной беленой не кормила случаем.
– Без понятия, чем его там кормить. Говорила тебе, Павел, и сейчас скажу, выбрось в дыру бяку и наслаждайся полетом. Я с тобой на все темы готова болтать, чтобы не скучал. Могу даже изобразить психически больную. А захочешь одиночества, в моем архиве двадцать тысяч семьсот пятьдесят две и три четверти не просмотренных инсталляций.
– Со счета не сбилась, психически больная?
– Вот еще, просто слегка округлила, – обижено фыркнула Наиль. – Одну ты так и не прокрутил до конца.
Воронцов вздохнул и поднялся. Нормально пообщаться в этой летающей посудине решительно не с кем. Либо дидактичный бухгалтер, либо бешеный космический чудик.
***
Женя вцепился взглядом в Воронцова и застыл над бесформенной горой разломанных псевдокартин, тусклых осколков псевдосветильников и обрывков псевдокниг. Роботы, которых пару минут назад существо отшвыривало точными пинками, почувствовали слабину и ринулись растаскивать безобразие.
Стоило заглянуть сюда раньше, махнуть крылом, всунуть ритуальную чашку ненужного чая. Проклятый гомункул питаться так и не стал. Пирушкой его на мирный лад не настроить. Вон как прогнул яростными ударами пластины нижних перекрытий. Лоскуты кое-где расползлись и жалобно поблескивают.
– Твою-то мать!
С воплем монстр ринулся на Воронцова. Но в три быстрых шага влип в силовую пленку. Наиль среагировала на угрозу и выставила защиту. Воронцов, не делая резких движений, мучительно вспоминал наиболее «убойные» способы успокоения.