Корабль-призрак
Шрифт:
В ту ночь «Тер-Шиллинг» вышел в открытое море миль на двадцать, а затем взял курс на юг. Под утро снова установился штиль.
Капитан Клоотс находился на юте и обменивался с Хиллебрантом впечатлениями об опасностях прошедшего дня и о трусости представителя, когда из каюты, расположенной на корме, донесся сильный шум.
— Что там еще могло случиться? — спросил капитан. — Потерял человек разум от страха? Черт побери, он разнесет всю каюту!
В это время слуга представителя вихрем взлетел по трапу на ют и закричал:
— Минхер Клоотс! Помогите моему хозяину! Его убивают! Медведь… Медведь…
— Медведь? Мой Иоанес? Что с ним? — откликнулся Клоотс. — Ведь зверь ручной, как собака. Пойду-ка посмотрю, что там случилось.
Но прежде чем
— О, Боже мой! О, Боже! — стонал он. — Меня убивают! Меня хотят съесть живым!
При этом представитель побежал на бак и там попытался взобраться по такелажу на мачту. Капитан Клоотс с изумлением смотрел ему вслед. Когда тот начал цепляться за такелаж, Клоотс зашел в каюту и увидел все безобразие, учиненное его Иоанесом: драпировка сорвана, кругом валялись порванные коробки, два парика, осколки разбитых горшочков со сгустками меда, который медвежонок слизывал с большим удовольствием.
А случилось вот что. Когда корабль стоял на якоре в бухте, минхер Ван Штруме — большой любитель меда — выменял его у местных жителей. Мед был залит в горшочки, предназначался для дальней дороги, и прилежный слуга спрятал горшочки в шкаф. Утром слуга вспомнил, что прошедшей ночью парик его господина сильно пострадал, и он, открыв шкаф, стал подбирать для него другой головной убор. В этот момент возле каюты случайно оказался медведь и учуял запах меда. Все медведи любят мед и всеми способами стараются добыть его. Иоанес тоже подчинился своим инстинктам. Влекомый запахом меда, медведь вошел в каюту и подошел к койке, на которой спал Ван Штруме. Тут его заметил слуга и ударил тряпкой по носу. Иоанес, твердо решивший полакомиться медом, вцепился в драпировку, сорвал ее и стал приближаться к предмету своих вожделений. Он схватил коробки с париками, порвал и разбросал их, показав тем самым, что шутить не намерен. Когда же слуга ударами попытался выгнать его, он оскалился, показав два ряда крепких зубов. В это время минхер Ван Штруме проснулся и, увидев медведя, сильно перепугался. Ему не пришло в голову, что медведя мог привлечь и привести в каюту запах меда, и он подумал, что зверь нападет на него. Слуга предпринял еще одну попытку прогнать медведя, но когда тот поднялся на задние лапы, как бы намереваясь напасть, юнга побежал на палубу. Представитель, поняв, что остался один на один с медведем, вскочил с койки, бросился вон из каюты и, как мы уже описали, помчался на бак, оставив, таким образом, поле боя за Иоанесом, который тотчас же воспользовался этим и захватил свою добычу.
Минхер Клоотс, сразу поняв все, высказал Иоанесу неудовольствие и даже пнул его ногой. Однако тот не хотел отказываться от лакомства и громко заревел, протестуя.
— Плохи же твои дела, мастер Иоанес, — молвил минхер Клоотс. — Теперь тебя придется убрать с корабля, поскольку представитель имеет для недовольства все основания. Понятно, мед я должен оставить тебе, раз ты так настаиваешь.
С этими словами капитан покинул каюту, чтобы успокоить минхера Ван Штруме. Тот стоял среди матросов на баке с непокрытой головой, прикрывавшее его тощее тело нательное белье трепетало на ветру.
— Я очень сожалею, минхер Ван Штруме, — обратился к суперкарго капитан. — Да, медведь действительно должен оставить корабль.
— Хорошо, хорошо, минхер Клоотс, — отвечал суперкарго. — Это дело будет передано в Компанию. Жизнь ее слуги не должна зависеть от прихотей капитана. Еще немного, и я был бы разорван на куски!
— Медведь вовсе не хотел нападать на вас, минхер, его интересовал только мед, — возразил Клоотс. — Он заполучил его, и даже я ничего не мог с ним поделать. Звериную натуру не изменишь. Позвольте пригласить вас в мою каюту, пока зверь не успокоится. С этого дня свободно передвигаться по кораблю он не будет.
Минхер Ван Штруме поразмыслил над тем, что такой вид никоим образом не может соответствовать его сану и достоинству, и, чтобы не стать посмешищем команды, счел благоразумным последовать приглашению капитана.
С
Вечером к капитану и Филиппу, стоявшим на юте, подошел Хиллебрант и сказал:
— Солнце заходило очень красным, и еще до наступления дня подует сильный ветер. Или же я очень заблуждаюсь.
— Я придерживаюсь такого же мнения, — отвечал Клоотс. — Удивительно, что не видно ни одного конвойного судна, а ведь их тоже должно было отнести сюда.
— Может быть, они держались подальше в открытом море, капитан? — предположил старший рулевой.
— Было бы неплохо, если бы и мы поступили точно так же, — отвечал капитан Клоотс. — Тогда бы не произошло того, что случилось вчера. Из этого следует, что в опасности можно оказаться не только в шторм, но и в полный штиль!
В это время до них донесся неясный шум голосов из группы матросов, которые внимательно всматривались в море по курсу судна.
— Корабль!.. Нет же, нет!.. Да, действительно корабль!.. — звучали многократно повторявшиеся возгласы.
На юте появился лоцман Шрифтен и провизжал:
— Они видят корабль, хи-хи!
— Где? — спросил капитан.
— Там, в темноте, — отвечал одноглазый и показал в том направлении, где горизонт был несколько темнее, чем в других местах. Солнце давно уже погрузилось в море.
Клоотс, Хиллебрант и Филипп посмотрели в ту сторону, и им показалось, будто они различают там что-то действительно напоминающее корабль. Темное пятно мало-помалу светлело и казалось освещенным бледным изменчивым мерцанием. Не было даже слабого дуновения ветра. Океан был гладким как зеркало, и далекий корабль с его остовом, мачтами и реями просматривался все отчетливее. Люди смотрели на него, терли глаза, чтобы обострить зрение, поскольку в то, что видели, они не хотели поверить. В центре бледно мерцавшего облака, которое поднялось над горизонтом градусов на пятнадцать и находилось на расстоянии примерно около трех миль, стал виден большой парусник. И хотя был полный штиль, казалось, что его гонит сильный шторм, так как на совершенно неподвижной морской глади он то вздымался над волнами, то глубоко зарывался в них. Его топ-паруса, верхние и нижние брамсели и марсели были зарифлены, реи торчали по ветру, и на нем не было никакого оснащения, кроме кливеров, штормового и заднего парусов. Корабль быстро приближался к «Тер-Шиллингу», и с каждой минутой воспринимался все явственнее. Моряки увидели, что судно предпринимает маневр, чтобы изменить галс, но еще до того, как судно легло на новый курс, оно настолько приблизилось к «Тер-Шиллингу», что можно было разглядеть на его борту команду и рассекаемые бугом пенящиеся валы. Отчетливо были слышны пронзительные свистки старшего боцмана, треск шпангоутов и охающий скрип мачт. Затем над океаном снова повисло темное облако, и спустя несколько секунд удивительный корабль исчез.
— Боже небесный! — пробормотал минхер Клоотс.
Филиппа пронзил леденящий холод, и он почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся. На него смотрел одноглазый лоцман, который провизжал ему на ухо:
— ФИЛИПП ВАНДЕРДЕКЕН! ЭТО БЫЛ «ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»!
Глава десятая
Вслед за бледно мерцавшим облаком неожиданно наступила такая темнота, что растерявшиеся люди на «Тер-Шиллинге» едва различали окружавшие их предметы. Прошло некоторое время, прежде чем на борту было произнесено хоть одно слово. Некоторые матросы застыли на своих местах, устремив взор в ту сторону, откуда появилось наваждение, другие, охваченные мрачными предчувствиями, отвернулись. Первый возглас сорвался с уст старшего рулевого. Повернувшись на восток, он обнаружил на горизонте легкое свечение, вздрогнул и, схватив Филиппа за руку, со страхом в голосе воскликнул: