Кораблики, или «Помоги мне в пути»
Шрифт:
Я не стал звонить, узнал адрес бюро и поехал туда. Потому что пока ты в пути, есть надежда.
Меня без проволочек принял очень пожилой и очень усталый чиновник. Предложил без всяких эмоций:
– Оставьте данные мальчика и свой номер. Когда что-то выяснится, сообщим.
Я оставил. И вернулся к себе в отель "Морской". Почти сразу раздался сигнал "Агата".
– Господин Викулов? К сожалению, среди зарегистрированных безнадзорных детей вашего мальчика нет.
– Понятно... А что, есть и незарегистрированные?
Чиновник
– Вы с Луны упали? Посмотрите, что делается в городе.
Я пошел по Старотополю. Смотрел. Их было в самом деле много – помятых, бесприютного вида пацанов. Всяких – и совсем малышей, и почти взрослых. Только не было нигде Петьки.
И опять за мыслями о Петьке почти позабылась другая беда. Тем более, что ту беду все равно исправить было нельзя. А Петька...
Я вышел на площадь Трех церквей. Посмотрел на башню той церкви. Закрыл глаза. Ощутил себя мальчишкой, стоящим в подвале по колено в ледяной воде.
Блеск электрической свечки, лоскутные паруса кораблика, искры на латунном кружеве оклада.
"Помогите мне найти его... Ведь он – это единственное, что у меня есть в жизни! Помогите... Не отнимайте надежду!"
Потом я опять шел по улицам. Смотрел. И надежда жила. Я вспомнил сосновый свой кораблик. Корабли – они ведь символы надежды...
От этого соснового кораблика мысли перешли к другому – бумажному. К тому, который я оставил в траве у памятника.
Если Петька в Старотополе, он, конечно же, бывает там, у мамы. И наверняка тоже оставляет кораблики. И это – знак. Это след.
КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТОРОЖ
1
Бумажного кораблика на могиле не было. Вернее, был, но не Петькин, а мой, старый. Тот, что я оставил здесь прошлой осенью. Он съежился, потемнел, серым комочком прятался в путанице прошлогодней и свежей травы.
Вот и все... Как быть дальше, я не знал.
Мама смотрела с эмалевого медальона как-то виновато и с печальной просьбой: "Ты уж постарайся, найди его..." Я отвел глаза... Что я могу ответить, что сделать?
И все же я не уходил.
Если и была хоть какая-то надежда найти след, зацепить ниточку поиска, то именно здесь, в этом печальном месте.
И я стоял у заросшего холмика с серым камнем, словно ждал чего-то. Хотя, если подумать, чего было ждать-то?
День выдался пасмурный. Было полутемно. Кругом чаща из кустов сирени, бузины и шиповника. А над ней столетние березы и почти черные сосны. Оттуда сквозь листву иногда пробивался редкий дождик.
Я наконец оглянулся. И вспомнил, что недалеко за кустами каменный дом, где обитали парни, которые восстанавливали памятник.
Может быть, они видели Петьку?
Это была бы зацепка и новая надежда.
Путаясь башмаками в плетях мышиного гороха, я пошел к тропинке. Зашагал мимо кривых оградок
Из гущи рябин вышел на тропинку сутулый высокий дед в длинном одеянии, похожем на ветхий темно-серый халат. Косматостью дед напоминал Леонардо да Винчи. Только борода и светлые волосы не были ухожены, как у известного по портретам знаменитого итальянца.
Возможно, это был один из тех бесприютных старцев, что жили в хибарах и склепах на заброшенных кладбищах (и, кстати, неплохо там устраивались). Я слышал о таких.
В движениях старика, однако, не было свойственной нищему нарочитой робости. Он шел по-хозяйски. Подол его хламиды размашисто пригибал головки травы по краям тропинки.
Я сделал шаг в сторону, чтобы пропустить старика. Он мельком, вроде бы безучастно, глянул на меня светло-серыми глазами с покрасневшими старческими веками и густыми прожилками на белках.
Мы разошлись. Но почти сразу шелест шагов позади меня стих.
– Постойте, сударь.
Голос был негромкий, но сильный, густой. На таком глуховатом выдохе.
Я обернулся. Дед, сутулясь, глядел на меня из-под кустистых бровей. Так смотрит строгий, но не злой и достаточно воспитанный сторож, повстречавший незваного посетителя в запертом саду. Впрочем, следующая его фраза прозвучала мягче:
– Мне показалось, что вы кого-то ищете.
Что мне было терять? И что скрывать? А тут – вдруг какой-то проблеск?
– Да, – отозвался я и вздрогнул от надрыва в собственном голосе. – Я ищу мальчика. Мы жили в Византийске, я уехал в дальнюю экспедицию, а он остался в интернате. Когда я вернулся, мне сказали, что он ушел из интерната и уехал сюда. Здесь у него... родина. Но ни друзей, ни знакомых... И вот – ищу...
– А давно он оказался в Старотополе?
– Судя по всему, в начале июня...
Старик подумал, глядя в сторону, пошевелил бровями. Сказал то ли мне, то ли себе как-то отрешенно:
– С тех пор мальчиков привозили четыре раза...
– Куда... привозили? – выговорил я. Понял не все, но страхом обдало с головы до ног.
Старик опять глянул мне в лицо:
– Вы же сами решили искать здесь... Но это на другом краю. Идемте.
Я послушно, с нехорошей слабостью и тоской двинулся за стариком. Кое-где по тропинкам, а порой и прямо через кусты.
Не оборачиваясь, дед проговорил все так же глухо, с выдохом:
– В основном привозят мальчиков. Девочек было всего шесть. А всего, начиная с января, восемьдесят шесть человек... Но вас ведь интересуют лишь те, что летом. Их было сорок четыре. Последние девять – в прошлый понедельник. Чаще всего привозят по понедельникам...
Это был какой-то жуткий сон, бред. Мы шли, шли, а он говорил, спокойно так...
Наконец оказались мы у кривой кладбищенской изгороди – здесь она была сложена из кирпича – высокая, глухая.