Кордон
Шрифт:
Тот дернулся, но тут же снова принял суровый вид цепной гиены.
Конечно же, наверх их повели не через главный ход – возле него как раз кого-то избивали – стадия разбитой морды уже прошла, и несчастного методично и вдумчиво забивали ногами насмерть. Рядом стояло два скучающих стражника, делая вид, что все так и надо. За углом нашлась неприметная дверца, настолько неприметная, что, не зная тайны, мимо пройдешь и не почешешься.
За нею обнаружилась лестница. Дюссак и Хото молча зашагали наверх. На каждом этаже их встречала дверь с небольшим смотровым окошком
Лестница закончилась коротким коридором.
– Ну все, – выдохнул сквозь зубы Дюссак, – почти пришли.
– Почти – не считается, – поправил его Высота. И первым шагнул по знакомому пути.
Стены коридора были завешены плотной тканью. И за нею, Хото был готов голову дать на отгрыз стае мяуров, сидели бойцы в полной боевой готовности, с копьями в руках. Готовые при первом признаке опасности, сунуть длинное и хорошо заточенное перо в негодяйскую печенку. Словно в предчувствии стального жала, печенка судорожно задергалась. Во рту стало очень гадко…
Коридор, как и все предыдущие, кончился дверью – массивное сооружение – плечом не вышибешь, все кости переломаешь.
Первым, что увидел Хото, войдя в кабинет господина Фуррета, стала гнусная ухмылка зажившийся на свете мумии. Стенолаз выругался.
Впрочем, Бьярна от вида Высоты тоже перекосило. Оба синхронно сплюнули.
Господин Фуррет и Дюссак, явно ожидавшие подобного, хохотнули.
– Вижу, вы друг другу очень рады, – хмыкнул Фуррет.
– Аж блевать тянет, – признался Бьярн.
Хото вежливо промолчал. Так показалось со стороны, разумеется. Стенолаз не на словах, а на деле боролся с приступом тошноты – в кабинете отчаянно пахло какими-то цветами и тому подобными благовониями. Высота и так-то запахи не особо переносил. А уж в нынешнем своем состоянии – пьяном похмелье – его и вовсе выворачивало наизнанку.
– Ладно, господа! – вымолвил Фуррет, внимательно глядя на позеленевшего стенолаза, – будьте добры, оставьте меня и мастера Хото на несколько минут. А ты, – оглянулся он на Высоту, – марш к окну! Заблюешь ковры, спишу в галерники!
Хото, не заставив повторяться, кинулся к приоткрытому окну, жадно начал вдыхать свежий воздух, очищая легкие от липкого аромата.
Бьярн долго и со вкусом выбирался из кресла, поминая наглых малолетних ублюдков, не знающих отца. Вот мать-то их, Бьярн знал лично, да…
Дверь мягко захлопнулась за спинами ушедших.
– Отдышался?
Хото обернулся:
– Не уверен, но вроде бы да.
– Вот и хорошо. Присаживайся, – кивнул Фуррет на освободившееся место Бьярна.
– Король умер, да здравствует король! – кисло пошутил Высота, но в кресло плюхнулся. – К чему такая спешка?
– Ты еще не понял? – Фуррет задал вопрос и чуть наклонил голову набок, внимательно глядя на Хото. – За тобой долг, мастер Высота.
– Я отдал все долги, мастер Фуррет. Уже давно.
Фуррет выдохнул сквозь зубы – вышло чересчур зловеще – будто гигантская рептилия в теле человека:
– Давай не будем кривляться. Бубо угробил именно ты. И плевать, что этот мудак задолбал всех и вся! И плевать, что он был должен, что тебе, что еще паре дюжин человек! Ты угробил хорошую дойную корову. Еще и спер добрый шмат говядины, испоганив часть остальной туши. Напомнить, что за такое бывает? И, повторюсь, мне плевать, что этого жадного подонка настигла в твоем лице справедливость! Высшая справедливость в моем лице лишилась изрядного процента дохода!
Хото молчал, внимательно изучая рельеф подлокотников кресла, особое внимание уделяя коротким когтям.
– Раз молчишь, значит, признаешь вину. И да, с семьей Бубо вышло нехорошо.
– Я предпочитаю божий суд в таких делах. В конце концов, и в борделях можно жить. Ты же держишь обеих для личного пользования, не вручил еще Ратту и его береговым крысам? И да, раз уж зашла речь о борделях и шлюхах… Раз тут сидел этот буйный старикашка, значит, надо кого-то убить? И этого “кого-то” много и правильной дракой не пахнет? Какая-то из банд решила, что господин Фуррет перестал ловить мышей? И надо осуществить показательную порку?
– Знаком человек по имени Рэйни?
– Человек? – фыркнул Хото. – Да это ходячая свинья, да простят меня честные и вкусные хрюшки за сравнение!
– Знаешь, – потер ладони Фуррет, – уже лучше! Можно сберечь полсотни слов.
Высота отмахнулся:
– Этого хряка все знают. Любит шалить на границе порта и «чистых» районов. В сам порт не лезет, опасается Ратта. Тварь та еще, и банду подобрал под стать. Но зачем я? Там хватит и седой развалины с десятком обормотов Дюссака.
– Нужна полная уверенность, что Рэйни не сбежит. И еще нужна жестокость. Настоящая. Чтобы содрогнулись, представив себя на месте подвергнутых. Кто, если не ты?
Хото тяжело вздохнул:
– А ведь этот день мне не нравился с самого начала.
– Трудный день, – согласился Фуррет, – но тебе, хотя бы, не отпилили голову.
– Возможно, это лучший вариант, – меланхолично проговорил Хото, – и вообще, господин Фуррет, не найдется ли у тебя горячего вина? Можно без пряностей. Я зверски продрог.
– Эй! – рявкнул господин Фуррет. – Вы, оба, за дверью! Хватит подслушивать! Заходите!
Дверь тут же распахнулась.
– Дюссак, – скомандовал Фуррет, – не сочти за труд, свистни кухарям, чтобы принесли горячего вина, а то Хото изойдет на сопли и толку от него не будет.
Дюссак кивнул, шепнул одному из безмолвных стражников приказ на ухо, тот дробно ссыпался по лестнице.
– Ты так сказал, будто от него этот толк будет? – просопел Бьярн, топчась у входа – его кресло было занято. И мерзкий хорек вытирал свои грязные пальцы об его меч!
– Какой-то, да будет! – хихикнул Высота. Его начало знобить, а что в желудке творилось – и врагу не пожелаешь!
– Разве что на твоих соплях кто-то подскользнется и расшибет себе голову!
Хото лишь улыбнулся в ответ.