Кордон
Шрифт:
Лукас затряс головой, словно воду из ушей вытряхивал после купания.
Потом. Все потом! Сперва, нужно оказаться как можно дальше от “Башмака”. И все будет! И вино, и деньги, и женщины!
Но потом.
Изморозь бросил последний, преисполненный сожаления, взгляд на кабак. Нет, Лукас грустил не об убитых товарищах – нужны они ему! Он надеялся, что вся уборка ограничится выносом тел и замыванием пятен крови и мозгов. И что никакая сверхстарательная сволочь из прислуги, радуясь, что наконец-то поубивали не полезет глубже.
А теперь, аккуратненько, не спеша… Левой ногой, правой ногой! Это называется «ходить», а никак не «бежать». Идем себе, и идем.
Лукасу казалось, что ему в спину таращится с полдюжины стражников. Но никто на него внимания не обратил. А если кто и заметил бледного парня, прилепившегося к стене, то никак его к событиям в «Башмаке» не приписал. Гоняться же за всеми подряд – подметки сгорят. А они хоть и казенные, а всяко жалко! Выдают-то, сапоги всего раз в полгода!
Все же Изморозь не сдержался. Он рванул с места так, что любой заяц сгрыз бы ноги от зависти. Маска загулявшего студента свалилась, рассыпавшись вдребезги от топота ног, колотящих о брусчатку.
Но долго бежать не пришлось. Лукас даже не успел запыхаться, как вылетев из-за поворота, со всего размаху ударился во что-то большое и мягкое. Отлетел назад, со всей силы приложившись о камни спиной и затылком – перед глазами на миг все померкло в разноцветном хороводе. Рот наполнился кровью из прокушенного языка.
Еле шевеля конечностями, сам себе напоминая полураздавленного жука, Лукас попытался подняться. Ему помогли, ухватив за шиворот, и воздев ввысь. Изморозь дотягивался до земли только кончиками пальцев ног.
– Ишь, разбегались тут! Ворюга! Ну я тебя…
Его держал одной левой огромный человек, размерами как парочка Рэйни, а то и больше.
Могучая лапа начала складываться в кулак. Медленно-медленно…
Лукас представил, что с ним произойдет, если это животное его ударит. Череп сомнется куриным яйцом – только осколки полетят.
Изморозь заверещал от страха, выдернул из кармана складник. Резко дернул кистью, поджимая «плавничок». Клинок выскочил беззвучно – щелчок стопора утонул в визге. И так же беззвучно нож вошел куда-то под рыжую с проседью бороду.
Лукас выдернул оружие с легким доворотом, как учили. Глядя в округляющиеся глаза противника, ткнул снова, чувствуя, как лопается после краткого мига сопротивления кожа, как острие втыкается в мясо, пробивая хрящи.
Кровь шумно фыркнула в лицо. Двуногий медведь разжал руку. Изморозь ударил еще раз, чувствуя, что падает, и снова на спину. Чудом перекрутился в воздухе – приложился бы снова затылком, и не встал. Твердость брусчатки больно стукнула по пяткам.
У врага подкосились ноги, и он начал заваливаться лицом вперед. Мертвец чуть не придавил безжизненной тушей отпрыгнувшего Лукаса – бессильные пальцы скользнули по колету.
Изморозь лихорадочно оглянулся. К счастью, недолгая
Лукас сунул находку за пазуху. Снова оглянулся. По-прежнему вокруг стояла тишина. Не хлопали ставни, никто не кричал о хладнокровном убийстве и наглом грабеже. Тихий квартал, спокойный!
Изморозь представил как он сейчас выглядит со стороны. Жутковато, что и говорить! Весь в крови, волосы дыбом, глаза горят! Его скорчило приступом внезапного смеха. Лукас чуть не упал, содрогаясь от хохота. Обоссавшийся ужас из пустошей, чтоб его! Самое то пугать детей и соседских коров!
*****
Каждый горожанин знал, где живут циркачи из «Ключа»! И почти каждый тут побывал! Кто ходил к гадалкам, кто – попялиться на зверинец, а кто и к веселым и не жадным циркачкам наведывался за плотскими утехами.
Табор располагался между портом, что раскинулся на мысе, у бухты, и городом, что стоял в лиге от побережья. Там, где сходятся три дороги, разбегаясь причудливой литирой. От перекрестка, по широкой – двум телегам места хватит – дороге, местами даже мощенной, и к морю, вдоль пыльных ореховых рощ.
Цирк, до того неустанно бродящий и катающийся по побережью, в Сивере оказался с год назад. И до того пришелся ко двору местным, что все никак не мог сняться. И укатиться дальше, по пыльным дорогам.
Сивера – город портовый. Корабли то приходят, то уходят. Торговые караваны косяками идут. Непрестанный круговорот человеков в Универсуме, как сказал бы какой ученый, доведись таковому прослышать про данную данность! И моряки, и торговцы – люди с деньгами! И пьют как верблюды, соря деньгами, когда голову дрянным пойлом затуманят. И шутки им можно шутить одинаковые, и фокусы показывать одни и те же. Кто там заметит, что на прошлой неделе все тоже самое было?
Опять же, у циркачей имелся запас всякого хитрого зелья, годного для разнообразнейших дел. Много, короче говоря, имелось причин не сниматься с места.
Колеса врастали в песок, а циркачи в город. С ними здоровались, кое-кого звали в гости, а кое-кого и настойчиво зазывали. Глядишь, год-два, и все, станут местными – никто и не вспомнит, что приезжие. Рожами почернели, волосы выгорели – будто всю жизнь тут прожили. Разве что говор выдавать будет! Язык не перекрутить…
Лукас шлепал по лужам, поглядывал вверх – солнце потихоньку забиралось на серое небо – трехдневный потоп все-таки кончился! Засмотревшись, Изморозь поскользнулся на гнилом яблоке, упал, неловко подвернув левую руку. Падая, лицом чуть не угодил в дохлую крысу…